Всё начиналось с ветки, похожей на голову лошади

У меня много хороших друзей, и когда бывает свободное время, охотно общаюсь с ними на пространствах «от Лиссабона до Владивостока», а совсем недавно географию общения дополнил заполярный город Дудинка. Там живёт и работает наш земляк Станислав Урчимаев, брат «поющего ламы» Сарымая.

Родом из Кулады, в этом году он встретил свое 60-летие; известен в республике тем, что постоянно занимал призовые места в конкурсах народных мастеров на Эл Ойынах, на «Родниках Алтая», известен и далеко в Москве.



Как попал на Таймыр? «Три года назад хотел открыть мастерскую в Горно-Алтайске. Осенью 2019-го мне давали подвал возле автовокзала. Поехали с начальницей из горадминистрации, но замок открыть не смогли, вызвали слесаря, он распилил замок, и когда открыли подвал, чуть не сбил с ног тяжелый смрад, по воде плавали нечистоты... Ждал до конца весны, обещали сделать ремонт за неделю, но увы... Осенью, ровно через год, я уехал на Север».

Работа в Таймырском колледже мастером проф. обучения — как кажется со стороны, просто для того, чтобы зарабатывать на жизнь. Но это такая работа, которая уже третий год помогает чувствовать себя по-настоящему свободным и понимать, что ты здесь ни от кого не зависишь. Север - такой, и люди вокруг там другие.



В прошлом году его работы вошли в 100 самых лучших товаров у нас в России по качеству исполнения. Награждали в Красноярске. С удивлением говорили о том, что впервые награждают мастера прикладного искусства. Обычно этим знаком красноярцы награждали директоров заводов, инженеров, предпринимателей. Алтайский мастер нарушил традицию, он и сам был удивлен, когда стали звонить из Москвы, даже люди из президентской команды интересовались его работой.

А могли бы звонить ему домой, в Горно-Алтайск.

Впрочем, нет, не пришла бы там такая же творческая свобода, как в Заполярье. Вспоминал после награждения, как участвовал в 2008 году во Всероссийском конкурсе мастеров резьбы по дереву. И вряд ли забудется, как в Москве председатель жюри, недосягаемый Михаил Ильяев принародно сказал, что такой техники резьбы, как у Станислава Урчимаева, ни у кого в мире больше нет...



Дважды приглашали на чемпионат России «по дереву». Один раз это было в Набережных Челнах на приз Шаймиева, а чуть позже в Москве на приз Лужкова. Но! Денег на дорогу так и не смог найти. Был, помнится, бравурный и фантастический день, какой-то большой праздник, Горно-Алтайск ревел от восторга, наблюдая за восхитительным фейерверком, а кто-то так же думал о миллионах, улетающих в юбилейное небо — и он был далеко не один в числе тех, для кого «денег на дорогу нет» и, возможно, никогда не будет.



Среди резчиков Сибири у него кличка Левша. Холодный, приветливый Север учил Станислава резьбе по кости. И он на собственном опыте убедился: это самая лёгкая резьба. А самая трудная — по дереву, да, по дереву. Его всегда считали на родине мастером резьбы по кедру, способным выпиливать сначала бензопилой, а дальше резцами «доставать» из дерева большие и объёмные скульптуры, и ещё работать по камню, по бетону. Тяжёлый, возвышенный труд.



Сейчас на Таймыре нет ничего, что напоминало бы о весне. Скорее бы лето, мечтает Станислав, когда он снова поедет домой, в Куладу...

Он на два года старше Сарымая. Однажды в далёком детстве по дороге на стоянку они с Сарымаем в мусорке нашли сногсшибательную гармошку, разобрали её, взяли с собой всё, что понравилось... По дороге Стас вывел звук комуса, это было невероятно. Сарымая научил, как это делать, а ещё учил младшего брата свистеть с берёзовой тонкой коркой. Рассказывал ему героические сказания из народного эпоса, рассказывал сказки и не видел ничего удивительного в том, что Сарымай со временем стал музыкантом и артистом.



— А как пришло желание вырезать по дереву?

— С резьбой по дереву был один случай, после которого я стал вырезать. Это было уже после армии, я и ещё двое наших из Кулады пошли на охоту. С утра шёл мелкий дождь. Я по дороге решил отказаться от такой охоты, а они поднялись на гору... Я стоял под кедром и вдруг увидел: от него метра за два-три из травы торчит ветка, похожая на голову лошади... Я смотрел не отрываясь, и в какой-то момент вся ветка стала живой скульптурой. Там бегали люди, звери, домашние животные... Это длилось где-то с минуту. А когда всё исчезло, у меня появилось желание вырезать что-то из этой ветки. Я достал нож, начал вырезать скульптуру человека по частям — сперва голову, потом туловище, ноги — и у меня это хорошо получилось.



Другой случай был, когда Станислав жил в Ине и работал «трудовиком» в школе. Он тогда вырезал скульптуру Умай Эне, стал шлифовать её, как вдруг из скульптуры начал выходить какой-то звук. Такого звука на земле нет, не бывает такого, и его никакими словами не описать, звук был такой, что Станислав испугался и уронил недоделанную скульптуру на пол и не стал работать над ней дальше. На следующий день он рассказал об этом туристу из Новосибирска, который у него останавливался и рассказывал про «звенящие кедры». В итоге гость уговорил продать скульптуру и увёз ее с собой в город.





Интересный был человек, он рассказывал о том, что где-то жила божиха... Потом она родила дочь и оставила её в кедраче. «А это был нормальный турист, без странностей?» — «Его рассказ я не дослушал, подошли люди, помешали нам. Но я понял, что эта девочка выросла, стала лечить людей и написала книгу про звенящие кедры. Он рассказывал, что в кедрах с веками собирается хорошая энергия, она и помогает людям». — «Получается, он рассказывал про Анастасию из книг Мегрэ?» — «Да-да, про Анастасию. Но сам этот турист был главным инженером завода». — «Из Бийска?» — «Нет, из Новосибирска».



Умай Эне, вырезанная им из кедра, осталась в Новосибирске. Но странным образом она как бы всегда рядом. В алтайской традиции надо быть свободным от привязанностей, надо уметь отпускать, когда приходит срок. Так говорил его брат, лама Сарымай. А то, что герои его работ привязывают к себе, заставляют переходить на время в их причудливый мир, Станислав знает из своего опыта, он видит не только их — рядом всегда другие люди, чувствуются даже звуки и запахи того мира.



«Я люблю эпоху Возрождения и античную скульптуру, - говорит мастер из Кулады. - В поэзии люблю Лермонтова, знаю наизусть его поэму «Демон». Люблю поэзию «серебряного века», люблю классику, исторические романы». И, конечно, Станиславу нравится поэзия Бориса Укачина — сына родной сестры его отца; они с Борисом двоюродные братья.



Скульпторы, которые вдохновляли его в разные годы, выглядят непривычно в одном ряду: Микеланджело, Роден, Голубкина, Церетели, Намдаков… Встречался с тувинскими камнерезами, его принимал прославленный Тойбухаа, в памяти лица других старых мастеров, которых теперь уже нет.... Где-то лет десять назад Станислав обучал студентов в Туве резьбе по дереву, а тувинские мастера учили онгудайских чеканке и литью по железу. После этого открыли мастерскую в Купчегене.



А впервые с тувинскими камнерезами познакомился в Москве на том самом Всероссийском конкурсе резчиков по дереву «Золотые руки России» в 2008 году. Председательствовал в жюри Михаил Ильяев, руководитель знаменитой школы имени Степана Эрьзи, ее отделения работали тогда в Петербурге и Москве. И там, в стенах лучшей школы страны, Станислав Урчимаев давал мастер-классы.



Ильяев на память подарил альбомы своих школ, в которых представлены фотографии скульпторов по дереву из Москвы и Петербурга и их работы. В его школе просто «для души» занимались генералы и министры, именитые спортсмены и артисты, дерзкий на цирковой арене Вальтер Запашный смиренно ходил в школу Ильяева. А дома в Горно-Алтайске нравилось бывать в мастерской Анатолия Гурьянова, постоянно заходил к нему, много разговаривали. «Интересный человек, - говорит о нем Станислав, - и работы его нравятся...»



Много слышал об алтайских нэцке Прокопия Елбаева, но встретиться не довелось. Его скульптурные портреты были похожи на работы тувинских мастеров, он учился у них — Тойбухаа при встрече рассказывал, как передавал секреты своего мастерства Прокопию Андреевичу.



С утра, не переставая, шёл снег. Ветра сегодня не было. На Таймыр пришла холодная, долгая зима... Я шёл по знакомым улицам, по переулкам Дудинки. Спешу на свою работу. Меня ждет наш колледж - Таймырский колледж и мои студенты. Уже третья зима в моей жизни в Таймыре - в краю холода и зимы...

Мне кажется, что Таймыр - это колыбель зимы. Не зимы сюда приходят — они здесь не меняются. И сейчас та же самая зима, которая первой пришла в мою жизнь, когда я родился, появился на белый свет человеком 25 января вечером. С тех пор живу и жду, встречаю всё ту же зиму... С каждым годом мне кажется, что она стареет со мной. Или человек, наверно, создан так, что смотрит на всё через свои года...



Когда работаешь, когда у тебя есть любимая работа, ты стремишься куда-то туда — наверх, к небесам... В небесах, наверное, скапливается вся энергия человечества, и оттуда мы, каждый для себя, берём энергию и заряжаемся... Мне нравится работать в нашем колледже. Хоть миллионы и не зарабатываю, но горю!.. И это, наверно, самое главное — гореть!

Сонно скрипит снег под моими ногами. Раннее зимнее утро. Седоволосый старик Таймыр всё ещё спит. Спит тундра под сугробами, спят кустарники, а снег приглушенно скрипит. Не хочет разбудить старика Таймыра. Я подошёл к нашему колледжу. Вот родное здание. Хоть и раннее утро, а вокруг входа всё расчищено от снега, везде чистота.



С улыбкой меня встречает знакомый дворник-немец Николай Швеценберг, мой ровесник. У него немецкая привязанность к своей работе. Всё у него на своем месте, время подчиняется ему. И каждое утро, здороваясь с ним, я удивляюсь. Может, даже заряжаюсь его энергией... У нас в колледже таких людей много — тех, которые горят и дают гореть другим. Самый большой костер, пламя - у нашего директора Черкасовой Веры Николаевны. Это она даёт нам огонь жизни.

...Скоро день закончится. И я пойду домой по этой же дороге седовласого Таймыра - уставший, но счастливый...



Это эссе Станислав написал к юбилею колледжа и занял первое место. А свое прощание с Горно-Алтайском он выразил в другом эссе, написанном в день свадьбы племянника там же, на Таймыре:

Шли дни и недели, зима пришла, снега падали... Я каждый день приходил к этому дому... Железная дверь в подъезд спала крепким сном, наполовину закрывшись тёплым снежным одеялом. Только краснел новый замок и давал какие-то надежды. Но никаких следов не было. А я всё приходил и ждал... Внутри в груди тлел уголёк надежды... Пришло время, и моя надежда, мои мечты потухли. Исчез в душе тот уголёк, стал камнем... Однажды вечером я сидел на скамейке в парке на Мебельной. Была уже ночь. Прямо у вершины Тугаи мигала тусклая звезда. И мне стало так тоскливо, что я захотел превратиться в птицу и полететь — но не на юг. Я человек страшно упрямый, поэтому захотел улететь на север...