Борис Суразаков: « На ледниках мне легче жить…»

В совковые времена, когда идеология диктовала искусству, каким ему должно быть, художнику Борису Суразакову как-то сказали в выставкоме : «Мы верим, что ты восторженный человек, любишь живопись, владеешь чувством цвета, но система такая – ты напиши хоть голое небо, но чтобы там был след от ракеты со знаком качества СССР». Тогда Борис Суразаков работал в театре и пил водку, потом в один день сильно захотел изменить жизнь, бросил пить и начал рисовать. Рисовать то, что всегда хотелось – горы, озера, Катунь, ледники - мотивы алтайской природы, первозданно чистой, прекрасной, находящейся под неусыпным оком хранителей-духов. В его картинах воспевается вечная ода красотам Алтая – с помощью самых мажорных и светлых нот восприятия и той палитры красок, что выбирает скорее не рука художника - мастера, а душа его… И вот он Алтай – прекрасный до слез, с белыми вершинами, расцвеченными первыми лучами восхода, с печальными и гордыми соснами, c изумрудными водами… Алтай, в котором вечная тайна и вечная сказка, созданная с любовью поклонения…

«Его картины – это праздник…» - сказала одна из учениц и поклонниц Бориса Суразакова. Он говорит, что живет и дышит, когда пишет картины. Очень любит работать в горах, проводя долгое время в уединении, слушая тишину, слушая «музыку гор», как называется одна из его картин. И серьезно говорит о том, что именно в горах, хранящих в себе мудрость, он почувствовал прикосновение к истине и разницу в том, что люди называют Богом. Борис Суразаков  - живописец, чье творчество выстроено не только на одной восторженности перед красотой, но силой почти мистического, философского и тонкого глубинного чувствования природы, порой требующей отождествления для того, чтобы дать человеку постичь свою суть. Он говорит своим ученикам : «Хочешь написать сосну – стань сосной, чувствуй себя ею…»

Живет Борис Суразаков в Аскате, в месте прекрасно-сказочном, где у него дом и мастерская. Туда к нему наведываются те, кто желает учиться рисовать, просто поклонники его творчества и поклонники – покупатели картин. Конечно, бывают и иностранцы, приобретающие картины и увозящие их с собою в другие страны. Так картины Бориса Суразакова – чудесные алтайские пейзажи – разбрелись по свету, и где-то теперь украшают стены не только в России, но и во Франции и Германии, Италии и Голландии, и даже в далекой Австралии, как маленькие островки любви художника к родной природе…

Веселый денек	Весенняя Катунь	Вид на Актру со скальных зубцов	Зимний пейзаж
Золотистое небо	Золотистый закат	Изумрудная осень	Ледник Малый Актру
	Тонкий лед	Ущелье Караташ	Ущелье Те-Тё

 - Борис, когда вы впервые побывали в горах, и что Вы чувствуете, когда работаете там?

 -  В горах я впервые побывал в 1974-ом году. Когда долго находишься один в горах, ты устаешь сам себе врать… И тогда начинаются многие вещи. Находясь в уютном помещении, трудно понять те метаморфозы, что происходят с человеком, когда он долго в горах. Суета очень сильно мешает постичь смысл  бытия – недаром мудрецы всегда искали уединенный образ жизни… Когда ходишь в горах и пишешь, как-то само собой все получается. Только нужно работать. Много работать.

Когда находишься выше двух тысяч метров над уровнем моря меняешься и физически  и душою. Ты много думаешь, как представляешь себе мир и какое место занимаешь в нем…В этот момент ты находишься словно в эйфории, и испытываешь счастье. И помимо этого атмосфера и давление там другие; когда я ухожу на ледники, мне там легче жить. В горах я мало питаюсь, но испытываю необычайный прилив энергии, почти не чувствую усталости, сонливости и аппетита…В еде  довольствуешься малым, понимая, что в «обычной» жизни чревоугодие занимает  достаточно большое место. Хотя иногда ты попадаешь в горах и в достаточно дискомфортные ситуации. На это моя супруга смеется, говоря, что «те художники умные, которые рисуют дома…».

 - Встречи с альпинистами происходят часто?

 - Да, с альпинистами встречаешься часто. Иногда они смотрят, как я работаю, говоря: «Ты пиши, мы тихо постоим, посмотрим…» В какие-то моменты я чувствовал дискомфорт от присутствия людей, потом это прошло. Помню, как закончил этюд в ущелье Те-те, оглянулся на альпинистов… Нужно было увидеть их лица! Они поблагодарили меня за «колоссальную» радость…

 - Могу предположить, что в горах Вы наблюдаете такое, что можно назвать действительно необычным…

 - Порою то, что видишь и слышишь в горах, потом приходиться шифровать в своих картинах, потому что те необычные вещи, что там происходят можно рассказать только очень узкому кругу людей…Поэтому в моей живописи присутствует иносказательный подтекст, а «умеющий слышать да услышит, умеющий видеть, да увидит…» Хочется показать своими картинами, как прекрасен мир тем, кто никогда этого не увидит. Мне жаль тех людей, кто ходит лишь по ровному асфальту. Но ведь зачем-то я все-таки живу; через свои картины я передаю свое ощущение красоты. Пытаюсь это делать, насколько хватает моих скромных сил…

 - Борис, Ваши картины наполнены светом. Можно ли с уверенностью сказать, что Ваше искусство «базируется» на радостном восприятии жизни?

 - В основе любого искусства должна быть только радость…Я говорю иногда своим более молодым коллегам, что искусство – это прежде всего радость, а потом идут знания. Без знаний будет самодеятельность. Творчество – это такая сила, при помощи которой можно воздвигнуть целое государство… Или, наоборот, - разрушить. Компоненты – радость и знания должны быть в унисон. Одна группа художников пишет как может, как научили в академии – и только так и не иначе, воспринимая шаг влево или вправо как опасность, а другие – как хотят… Иногда мамы и папы приводят своих детей ко мне и, показывая их рисунки, спрашивают, получатся ли из их чад настоящие художники. Откуда же я знаю, говорю я …Все мы в детстве рисуем, поем или даже сочиняем музыку, просто позднее наступает такой момент, когда человек чувствует важность выбора  и выбирает свой путь, и идет по нему. Поэтому я иногда задаю вопрос юному художнику, а может ли он не рисовать. И если он отвечает утвердительно, то я сомневаюсь, что быть художником – его истинное предназначение. Художник должен понять осознанность выбора, понимая, что это – Путь Света… Добиться истины – невозможно, но идти к ней нужно, делая многие открытия для себя. И все на этом пути должно делаться с любовью и желанием, без них невозможно созидать. Если делать что-то, то делать, что называется, «на всю катушку». В полсилы будет уже не то. И главное в искусстве – это искренность. А художник – это образ жизни. Некоторые художники мне говорят, какой ты счастливый, что можешь в любой момент идти в горы и работать. Я отвечаю, что им никто не может помешать сделать тоже самое…

 Мои родители были верующими людьми. Но и язычниками и христианами. Я с детства заметил, что когда люди молятся, у них становятся необыкновенные лица. Просто не лица, а лики. Просветленные…  Помню в детстве было такое ощущение уверенности, что буду художником, и хотелось, чтобы люди, глядя на мои картины, имели такие же лица, как после молитвы. На это я положил жизнь. Теперь понимаю, что не зря…

 - Создание разных картин требует различных временных затрат?

 - Все картины создаются по-разному. Одни сюжеты ты можешь «вынашивать» в себе по нескольку лет, пока они окончательно не созреют. И только потом начинаешь писать. Другие рождаются быстрее… Однажды я сделал маленький набросок: утро в Аскате, и он висел у меня несколько лет, пока я как-то раз во сне не увидел всю работу до последнего мазка. Я проснулся, и к утру холст был готов.

 - Ваши картины – это своего рода сказка. Но такая сказка, вникая в которую, любуясь ею, чувствуешь настоящую жизнь, которую, увы, не узнают очень многие люди …

 - Иногда меня спрашивают, не создаю ли я сказку, избегая реальности. То направление, в котором я работаю – направление последователей Архипа Ивановича Куинджи  - между сказкой и реальностью. В самом начале, когда я начал рисовать, мне было трудно… Я смотрел на свои работы, на те цвета, что выбираю и невольно думал, что выходит прямо как у Рериха. Потом успокоился, решив, что зритель может думать что угодно, а я буду рисовать только так, как хочу. Священная наша река Катунь и ледники – вот, собственно, две мои основные темы. Когда-то я писал портреты, это было давно… А потом я перестал писать людей вообще, отошел от этого… Внутреннюю сущность человека разглядеть не так-то просто. Иногда в общении приходится искусственно создать людям такие условия, чтобы они раскрылись. Здесь проницательность может сослужить хорошую службу. Интуиция есть у каждого. Просто одни ее развивают, а другие – нет. Если бы каждый человек интуитивно мог стремиться к подлинному искусству! Обидно, что сейчас в основной массе молодое поколение знакомо лишь с попсовой культурой. И это является их мерилом!  К старости неразвивающийся человек становится неандертальцем…

 -Когда Вы в мастерской, Вы работаете под музыку?

  - Я люблю классику и часто пишу под музыку…Очень люблю с юности музыку Эннио  Морриконе. Обожаю японского композитора  Китаро. Под его музыку хочется творить  чудеса. Я многое делал под его мелодии. Одну картину написал под музыкальную композицию «Рождение Алтая» нашего Александра Трифонова, чье творчество мне тоже очень нравится…

 - В марте – апреле Вы с Вашими коллегами Евгением Бучневым, Родионом Зиновьевым и Владимиром Ельниковымвыставлялись с совместной экспозицией в Новосибирске и Томске. Выставка прошла успешно?

 -  Мы были очень довольны реакцией зрителя. Выставка была показана под музыкальное сопровождение. Зрители не хотели нас отпускать, постоянно подходили к нам с теплыми словами благодарности. Знаете, когда художнику говорят, что посмотрев его картины, хочется жить – это дорогого стоит. Нам говорили такие слова… По приезде, в Горно-Алтайске я случайно по телевидению смотрел передачу об одном из видов единоборств, где мелькнули первые лица нашей республики, и невольно подумал, что наших лидеров никогда не увидишь на выставках в Союзе художников или в художественной школе. От этого, конечно,  становится слегка грустно. Грустно, потому что осознание красоты, по Достоевскому «спасающей мир», доступно не всем. А ведь от этого осознания люди становятся добрее.

 - Два Ваших сына тоже рисуют?

 - Да, они рисуют. Старший Аржан – сейчас ему двадцать четыре -  выбрал профессию гляциолога, он занимается изучением ледников. На данный момент он живет и работает в Америке; читает  там лекции и защищает докторскую. На его счету около десяти экспедиций, в том числе международных. Я очень рад, что он занимается тем, что его всерьез интересует, что нравится, потому что это – единственный путь, чтобы остаться самим собой и добиться успеха… Невольно вспомнил себя, когда одно время мне предлагали участвовать в бизнесе, сулящим большие деньги. Я отказался. Понимая, что это – совершенно не мое, и впоследствии убедился, что поступил правильно… Хотелось бы, что б мой младший девятилетний сын Амыр тоже нашел свою стезю в жизни и был счастлив. Сейчас он серьезно пишет маслом. И конечно я беру его с собой в горы. Я очень люблю своих сыновей, горжусь ими…

 - Аскат для Вас – то самое место, где Вы чувствует себя комфортно?

 - В Аскате я искал и нашел уединение… Но людям ведь строить не запретишь. Летом здесь много отдыхающих…А я с большим трудом переношу шум и попсу, отголоски которой слышны то здесь, то там. Мне тяжело видеть, как мусорят по берегам Катуни. Я как язычник воспринимаю землю – матушку, и если вижу, как люди гадят, становиться очень тяжело на душе. Летом  стараюсь уходить на ледники… Люди приезжают на природу в поисках тишины. И находясь в этой «тишине», пьют, матерятся, мусорят…

Иногда я думаю о наших лидерах, имея ввиду главу республики и всех нижестоящих рангом. Думаю о том, что надо очень сильно не любить своих людей, чтобы допускать то, что происходит сейчас. Я бы назвал это «деградацией естественного ландшафта», которая влечет за собой серьезнейшие последствия. Каждый творит, что хочет сообразно своим интересам. Наверное, ошибка произошла с самого начала, когда за бесценок стали продавать туристические базы. Вспомним, как делал Петр Первый. Он учился сам тому, что впоследствии в России считалось новым, и учил этому всех подряд. Нашим руководителям стоило бы взять на вооружение такую стратегию. Конечно можно все списать на вынужденную необходимость того, что происходит… Но представьте, что будет с нашей Катунью лет через пятьдесят… Коммерческая эксплуатация красоты может привести к очень печальному исходу. Кто-то скажет, что нашелся умник, желающий поучать. На это я отвечу: делайте что угодно, но сохраните Катунь. Вода несет в себе память, информацию, и сейчас мы наблюдаем, как начиная с истоков это все разрушается… От этого больно…

Надо подумать, в какой ситуации станут жить наши дети и дети наших детей, ибо то что сейчас происходит – это путь разрушения. Но его можно предотвратить, так как безвыходных ситуаций не бывает…