Елена Корчуганова: «Мне близок Петербург эпохи модерна…»

«Вот здесь акварель разных лет…» - художница Елена Корчуганова открывает объемную папку и раскладывает передо мною свою живопись… 

Акварель нам кажется самой легкой в исполнении – ею рисуют в детских садах и начальной школе, она производит впечатление незатейливой техники.  Ребенок же, если по-настоящему не увлечен рисованием, рад покончить с нею как можно быстрее – неудобно, чуть переборщил с водой, и получается некрасивая мокрая размазня…

А я внимательно разглядываю акварельные купола Троицко-Сергиевой Лавры, заснеженные крыши Петербурга, пейзажи и цветы, выполненные Еленой, и внутренне приветствую внезапно возникший словесный образ: «акварель Ее души». Точные, прозрачные мазки, нежные или же резковатые переходы из тона в тон,  внезапность обнажения белых островков бумаги – и акварель вдруг демонстрирует, что она сложна и капризна и требует к себе вот такого чрезвычайно профессионального и талантливого подхода... Недаром она, вошедшая в употребление позже других родов живописи и первоначально ютившаяся в альбомах для памяти, затем появилась в картинных галереях и на художественных выставках, привлекая и восхищая любителей живописи.

	Лодочка	Улалушка	Утро туманное

- Елена, почему Вы все-таки отдаете предпочтение акварели?

 - Из всех техник я оставила для себя именно акварель, потому что никакая другая не дает возможности работать с такой скоростью, мгновенно фиксируя какие-то впечатления, эмоциональное состояние. Работа с акварелью не дает возможности что-то исправить, переписать, требуя очень большой концентрации в работе. В этом плане ее можно назвать даже экстремальной техникой. С другой стороны, написанное акварелью, конечно, не имеет той солидности, которой обладают, скажем, написанное маслом. И выполненное акварелью, даже оформленное в рамку, скорее и картиной-то назвать нельзя. Но мне она нравится как раз своей способностью позволить быстро отразить какой-то момент восприятия. С ней просто, и ей ничего не может помешать. Есть подходящий момент, берешь бумагу, краски и пишешь… В любых условиях.

Когда работаешь с акварелью на природе, на улице, то она фиксирует все нюансы погоды. Пошел дождь – вот следы от капелек. А когда рисуешь на морозе, и акварель застывает, то получается этот «морозный» рисунок, как на зимнем окне. Очень красиво. Снег, тающий на бумаге, туман – все оставляет свои следы…

- Где Вы учились?

 - Сначала заканчивала горно-алтайскую художественную школу, затем Ново-Алтайское художественное училище. Потом была учеба в Питере, в Мухинке (Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной). Поехала я в Петербург только потому, что мне очень хотелось там пожить. Там служил мой папа, и я находилась всегда под впечатлением его рассказов об этом городе. Мне даже все равно было в каком учебном заведении учиться – лишь бы там. В итоге я  легко поступила, легко выучилась и получила образование модельера, которого, честно признаться, совершенно не хотела для себя. После  учебы я, наверное, сшила всего одно платье, и то на куклу… 

Когда я жила в Петербурге, то мне казалось невозможным выйти в город, и что-то писать с натуры. Невозможным, потому что там писал сам Врубель, сам Левитан, сам Репин… Для меня было невообразимо – просто рисовать на его улицах. Тогда я многое написала по памяти. Этот город для меня очень важен в моей судьбе, я и теперь бываю там. Если говорить о том, какое из времен существования этого города ближе всего для меня, то это, пожалуй Питер эпохи модерна. Начало прошлого века, очень смутное, но  такое интересное время… Я могу приезжать в этот город и сейчас, у меня там друзья и много воспоминаний... 

Тогда, после окончания учебы, вернувшись в Горно-Алтайск, я почувствовала великий контраст после Питера. И мы уехали в крошечную деревеньку Левинку возле Паспаула, взяли там маленький-маленький домик… Очень многое акварелью написано именно там. И, пожалуй, самые живописные впечатления в моей жизни связаны с Левинским периодом. Он был насыщенным в количественном отношении в плане живописи, в этот период я вступила в Союз Художников. Потом мне предложили работать в художественной школе, я согласилась и по сию пору здесь… Когда-то после учебы в Питере, я понимала, что вполне могу остаться жить там, но поняла, что на этой земле – мой  родной дом все-таки здесь, в Горно-Алтайске. Самое главное, что я осознаю, ради чего и зачем я здесь работаю и живу… 

 - Тогда коснемся Вашей преподавательской деятельности… Кстати, родителей, которые хотят, чтобы их ребенок научился рисовать, интересует, с какого возраста ребенка следует отдавать в художественную школу?

 - Самое удобное время для поступления – это девять-десять лет. Художественная школа имеет вполне конкретную программу, которую ребенок должен освоить, чтобы потом при желании поступить в училище. Наша школа высокого уровня. При поступлении мы проводим экзамены – по живописи, по композиции, по рисунку – но  берем в нашу школу всех. Потом, позднее, идет своего рода естественный отбор, и «случайные» дети отсеиваются. Если же  ребенок пришел на второй год, значит, в нем что-то есть. И это «что-то» все равно разовьется. А нагрузка здесь достаточно большая, и преподавание бывает довольно жесткое. В спортивной секции и музыкальной школе такой же подход, и без этого никуда не деться. В городе есть кружки, в которых можно заниматься ради общего развития. Здесь же – серьезное образование…  На первых этапах дети работают с акварелью и гуашью – масло требует больших финансовых вложений…

 - Есть какие-то особые моменты в обучении в «художке», и с каким детским возрастом Вам нравится общаться больше всего?

 - Когда я была маленькая, то после обычной школы, где иногда чувствовала себя неуютно, спешила в художественную, и там мне всегда было хорошо, я всегда ждала этого. Так и у нас здесь собираются те, кто впоследствии начинают ощущать себя единомышленниками. Они здесь – в своей стихии, им здесь также хорошо, и это чувствуется… Для некоторых это ощущение может быть очень контрастным и одновременно приятным  по сравнению с пребыванием в большом ученическом коллективе средней школы, откуда они спешат сюда, чтобы рисовать.

Особым моментом в нашем обучении я бы назвала наши пленэрные практики. Мы каждый год вывозим детей на летнюю практику. Второй год мы ездим летом в Муны. Располагаемся там в обычной школе, спим в спальниках на полу. Детей там кормят. А все время пребывания там подчиняется строгому режиму. Это подъем  в половине шестого независимо от погоды – работа над утренним этюдом.  Потом завтрак. Затем они отдыхают, купаются… Следом дневной натюрморт, а вечером – вечерний рисунок. Майминская школа также с нами ездила, и детям очень понравилось.

 Что касается моего общения с учениками, то по возрасту мне доступен пресловутый «трудный» подростковый возраст. Когда я общаюсь с такими детьми, то они во мне не видят «инородное» тело, которое следует отторгать. Хотя ведь для некоторых взрослых это довольно-таки неудобный возраст…

- Куда  поступают дети после окончания Вашей школы?

 - Классический ход – это поступление в художественное училище. Напри-мер, в Ново-Алтайское или Кемеровское. В Омске также хорошее училище. Но чаще всего – и теперь это стало модным – поступают учиться на архитекторов. Родителей это радует, хотя потом окончившие архитектурные институты занимаются  не совсем по своей специальности.

- Вашей дочери Таисии присудили первую премию в недавнем конкурсе детского художественного творчества, посвященного 135-летию Чорос-Гуркина…

- Тая в художественной школе выросла с четырех лет… После окончания школы она собирается поступать в художественное училище. Она в отличие от меня не акварелист, не хочет быть похожей на меня в творчестве, да и, собственно,  совсем не похожа. Рисует гуашью, а потом, скорее всего, станет писать маслом… 

 - Елена, Вы любите писать цветы…И не только на бумаге, но еще и на ткани. Ваш шелковый и ситцевый батик  можно встретить в художественном салоне.

 - Я очень люблю цветы, и занимаюсь их разведением. И много их пишу. Даже у обычного чертополоха много поводов для графики – это сочетание мягкой пушистости, к которой хочется прикоснуться щекой, и колючести… Самые любимые мои цветы – розы. Я их выращиваю, и дома у меня их очень много. Надо сказать, что для живописи роза сложна, потому что, принципе, где ее только не встретишь – и на ситчике, и в большом количестве – в сувенирах, то есть, наверное, сложился-таки ее довольно пошленький образ. Но, кстати, акварельные розы получаются образно довольно цельными. Надо сказать, что розы меня еще и кормят. У меня есть заказчики, любящие розы в живописи.

Что касается батика… Батик – техника сродни акварели. Батик вобрал в себя особенности и художественные приемы многих видов изобразительного искусства – акварели, пастели, витража, мозаики… Родина батика – в Индонезии, где одежда из тканей, расписанных вручную, очень популярна… Это искусство очень прихотливое. Раз нанесенную краску – уже  не сотрешь, не закрасишь. Это похоже на акварель. И так же, как и акварель, он требует очень большой концентрации внимания…Краски сливаются, создают переходы оттенков, тонов. Батик мне очень  нравится, и я обязательно еще буду им заниматься. 

 - Как Вам кажется, почему в мировой художественной культуре мужских имен много больше, чем женских?

 - Здесь можно привести цифры из статистики. Когда мы набираем детей в художественную школу, девяносто процентов их них – девочки. В училище количество юношей и девушек примерно – пятьдесят на пятьдесят. В институте – тридцать процентов девушек, а затем в союзе художников женщин – считанные единицы. Не могу сказать точно, почему все так происходит… Но, возможно, женщин постепенно съедает быт.

Мы в нашей школе стараемся мальчиков оберегать. Они – то ядро, вокруг которого и девчонки собираются, и часто – более толковы. Те классы, в которых не остается мальчишек, как правило, более слабые. Получается, что никакая эмансипация не может спасти эту ситуацию в пользу женщин, или хотя бы уравновесить ее в мужском и женском соотношении. Поэтому, неудивительно, что в мировой художественной культуре мужской пол сильнейшим образом доминирует.

- Елена, Вы, насколько я знаю, занимаетесь и книжной графикой.

 - Я рисовала для «Красной книги» Республики Алтай, потом иллюстрировала несколько  учебников по алтайскому языку, детские журналы. Для московского издания к русским сказкам рисовала – все это осталось там, так как они приобрели авторские права на мои работы…

 - Где Вы устраивали свои персональные выставки?

- Мои персональные выставки были в Питере, где живут мои друзья, и в Томске. В Петербурге – в 2000-ом, в Томске – в прошлом году. 

Есть проблемы, связанные с оформлением графики для выставок. Масло требует просто рамки. Для оформления графики нужно хорошего качества стекло, паспарту и сама рама. Чтобы заполнить выставочный зал, нужно оформить не менее шестидесяти-семидесяти работ. «Одежда» для работ требует очень больших средств, поэтому то, что сделал наш музей нынче для детской выставки к 135-летию Чорос-Гуркина, заказав стекло и рамы к работам, можно назвать подвигом. И если у меня когда-нибудь найдутся средства, то я сделаю персональную выставку в Горно-Алтайске…