Книги Эркемена Палкина ждут нового прочтения

«…Если грудь я подставлю раздольным ветрам и водой родника напоенный вернусь, будут мысли просторны и крепок мой стан, не задавят заботы, не высушит грудь…», - строки Эркемена Палкина из произведения «Синее небо». О писателе и поэте, влюбленном в свою родину, в этом году вспоминают в связи с 80-летием со дня рождения. Взгляд в прошлое обращает и его вдова, Раиса Атвасовна Палкина, вспоминая о человеке, талантливо сочинявшем романы и поэмы и видевшем, без сомнения, много дальше простого обывателя. Что волнует ее сегодня прежде всего как хранительницу литературного наследия своего супруга?

- Раиса Атвасовна, кто, на ваш взгляд, наиболее глубоко подошел к исследованию творчества Эркемена Матыновича Палкина?

- Пожалуй, до сих пор еще нет такого труда. У Сергея Сергеевича Каташа есть книга «Эркемен – человек ласковый», но в ней, к сожалению, он не успел затронуть самые зрелые стихи Э.Палкина, хотя эта работа касалась именно поэзии. Надо признать, что глубоко осмысленной работы о творчестве супруга все-таки не было, за исключением рецензий и отзывов, которые давались его преподавателями, когда он еще оканчивал литературный институт в Москве.

До сих пор часто цитируется высказывание известного поэта В.Луговского о необыкновенной наблюдательности и образности языка Эркемена Палкина и о том, что несмотря на молодость литератора «хватка» у него была как у большого мастера. Это высказывание осталось справедливым по отношению и к последним, самым зрелым произведениям.

Одно из них – поэма «Синее небо». Она затрагивает проблемы современного бытия, тему ориентиров человеческой жизни, ее смысла. В поэме принимает участие весь космос, текст «многослойный», щедро ассоциативный, интересно выстроенный художественно. Поэма «Синее небо» была написано давно, но в конце жизни Эркемен Матынович вернулся к ней, переделал, углубил определенные моменты. Впрочем, редкий случай, когда он возвращался к написанному с желанием поправить текст.

- «Я прожил жизнь почти до половины, а все пред ней, как юноша, в долгу…», - писал Эркемен Палкин. Насколько настроение, выраженное в этих строках, проявлялось у писателя в жизни?

- Это цитата из известного стихотворения, которое относится еще к первому периоду жизни. Чувство долга связано было у него с ощущением глубокой ответственности за родину. Когда Эркемен Палкин, Аржан Адаров и Лазарь Кокышев вернулись после учебы из Москвы на Алтай, получив прекрасное образование, патриотические настроения были неотъемлемой частью всех их устремлений. Они чувствовали, что ответственны за «все на свете» и что должны решать проблемные вопросы, поставленные жизнью перед народом. Те писатели, которые пришли после них – Дибаш Каинчин, Паслей Самык, Борис Укачин – были, несомненно, тоже большими патриотами.

Работа Э.Палкина руководителем писательской организации также была подтверждением такого отношения. Он тратил очень много сил на это. Нередко можно услышать, что расцвет алтайской литературы связывают с 20-летней деятельностью Эркемена Палкина как руководителя писательской организации. Да, ему приходилось жертвовать своим творчеством, а ведь замыслов было множество! В ответ тем, кто иной раз подчеркивал, что он любил должности, хочется напомнить о чувстве долга, которое главенствовало у него.

- Было ли у него ощущение, что он мог бы воплотить больше творческих задумок, но нехватка времени не позволяла это сделать?

- Эркемен Палкин – сложившийся писатель с богатым творчеством. Конечно же, он мог сделать больше. Жаль, что не все задуманное им было воплощено. У него около 10 поэм, а серьезные стихи, на мой взгляд, написаны практически перед смертью. Когда его не стало, я открыла тетрадь с последними стихами и поняла, насколько эти произведения отточены.

Также не надо забывать, что очень много времени он тратил и на статьи, в которых поднимались проблемы культуры, языка, нравственности.

- С кем из коллег у него были наиболее близкие отношения?

- На первых порах они были вместе все трое – Эркемен, Аржан и Лазарь, крепко спаянные дружбой, общими целями, единой жизненной позицией. Это длилось достаточно долго. И они задавали настроение в писательской среде – с их приезда в ней началось особенно активное движение. Молодые литераторы, вернувшиеся с учебы и «начиненные» множеством идей, желали активности. Они были большими интернационалистами, которым были не безразличны проблемы всего мира. Это отражалось и в их творчестве, конечно… Если в отношениях друзей назревали какие-то несогласия, они, как правило сходили «на нет» благодаря юмору.

Нередко коллеги добавляли проблем. Например, однажды один клеветник, у которого в свое время были также сложные отношения с Павлом Кучияком, доложил в ЦК КПСС, что поэма Аржана Адарова является антинародной. И Эркемену Матыновчиу пришлось специально ехать в Москву, чтобы утрясти ситуацию.

Большую любовь от народа получил Лазарь Кокышев. Я как-то уже писала, что, на мой взгляд, его судьба сложилась трагично из-за несоответствия его устремленности в содержательную красивую жизнь и тех обстоятельств, в которых он был вынужден существовать. Эти противоречия между мечтами и реальностью были сложны для него. И Аржан, и Эркемен Лазаря поддерживали всегда.

Что касается дружеских отношений с коллегами за пределами Алтая, то, конечно же, они были. Среди них – украинский писатель Поликарп Шабатин, Семен Данилов и Моисей Ефимов из Якутии, Олег Саган-оол и Степан Сарыг-оол из Тувы, Джабир Новруз из Азербайджана, Соронбай Жусуев из Киргизии.

К Эркемену с большой симпатией относился Евгений Евтушенко. Однажды и мне довелось пообщаться с ним – он пригласил нас с супругом в ресторан в Доме литераторов в Москве.

Знакомых и друзей было много, и с большинством из них судьба свела супруга еще в литературном институте.

- Вы, несмотря на долю «писательской жены», не отказались от своей профессиональной судьбы литературоведа. Эркемен Матынович много советовался с вами?

- Я с юных лет всегда стремилась куда-то. Будучи замужем, отучилась в аспирантуре, в Москве. В годы советской власти был культ образования, мне как «продукту своей эпохи» хотелось получить много знаний, я к этому сознательно шла. Отношу себя к тому поколению научных работников, которые внесли свой вклад в литературоведение.

Конечно же, он делился со мною своими идеями, задумками, но без детальных комментариев. Когда принимался за что-то серьезное, не разрешал мне смотреть черновики. Я все же украдкой проглядывала написанное, когда шел процесс работы. Высказывала мнение. И он иногда соглашался, но часто был непреклонен. И я потом, спустя время, убеждалась, что он был прав. Он был тверд, когда дело касалось его творчества, хотя был мягким человеком.

Эркемен был тонко чувствительным и очень наблюдательным. Юмор его – одна из выразительнейших черт. Порою этот юмор я называла «тихим фашизмом». Он мог, например, в сталинской манере повести беседу, входил в раж, развлекая окружающих. Это был один из его «коронных номеров».

«Жена писателя» – по сути, статус. Когда я выезжала в дом творчества или на лечение, в бумагах, при оформлении, это указывалось. Писательские жены, которых я знала, были гостеприимны, хлебосольны. Терпеливо несли на плечах всю бытовую сторону. Супруги Аржана Адарова и Лазаря Кокышева были именно такими. Я была моложе и старалась брать с них пример в этом плане.

- Коснемся переводов. Из-под чьего пера вышли лучшие переводы произведений Э.Палкина?

- Хорошие переводы были у Константина Козлова, Георгия Кондакова – они смогли передать национальное своеобразие и этничность. Алтайские писатели были в хороших отношениях с новосибирскими писателями, которые их переводили. Удачные переводы у Ильи Фонякова, который, правда, мало переводил Э.Палкина. Возможно, в этом сыграл кто-то свою роль. Внутренние интриги были. Недаром Эркемен Палкин когда-то попадал в список в Москве «непереводимых» писателей.

Очень лиричные стихи переводила Елизавета Стюарт. Московский поэт Александр Сорокин много и с большим вниманием поработал с произведениями Э. Палкина. Иногда из-за стараний передать детали слог мог стать тяжеловатым, но смысл ощущался точно.

- Как вы отнеслись к постановке «Алана», режиссированной Николаем Паштаковым по одноименному произведению Э.Палкина?

- Конечно, сам факт постановки воспринимаю как положительное явление. Не имея профессионального отношения к театру, до просмотра премьеры я представляла все иначе. Мне виделось полное следование сюжету. Режиссер взял судьбы главных персонажей, расставил свои акценты. Вышла достаточно вольная интерпретация романа и образов.

Меня смутил двойной перевод. И я говорила об этом на обсуждении после спектакля. Язык самого спектакля – в переводе Т.Садаловой, так удобнее было режиссеру. Думаю, что это не очень хорошо по отношению к автору. Бронтой Бедюров сказал то же. Со сцены должен был звучать язык Эркемена Палкина.

- Из любимых вами произведений Эркемена Матыновича какие назовете?

- Их много. Я люблю его стихи, которые звучат как музыка. Люблю поэму «Синее небо». Нравится цикл заграничных стихов…

Хочется надеяться, что за исследование творчества Эркемена Палкина кто-нибудь в будущем возьмется с основательным подходом. К сожалению (я об этом не могу не сказать), в последнее время имя писателя замалчивается. И он не единственный, по отношению к кому проводится такая политика. На человека бросают тень, факты жизни перевираются, заслуги умаляются. А по сути, крадется чужая судьба…

На снимке: Эркемен Палкин (второй справа) с друзьями творческой молодости.