Герой романа «Дар» попал на Алтай вместо Набокова

Вспоминая в изгнании далёкое детство, писатель Владимир Набоков рассказывал: «В петербургском доме была у отца большая библиотека… Мне было восемь лет, когда, роясь там… я нашел чудесные книги, приобретенные бабушкой Рукавишниковой в те дни, когда её детям давали частные уроки зоолог Шимкевич и другие знаменитости… тут были прелестные изображения… замечательные Memories великого князя Николая Михайловича и его сотрудников, посвященные русско-азиатским бабочкам, с несравненно-прекрасными иллюстрациями кисти Ковригина, Рыбакова, Ланга…»

У него было счастливое детство в семье богатых и любящих родителей, и частью семейного рая, кроме бабочек, по словам исследователей его творчества, были мечты и грёзы о предстоящих путешествиях и открытиях, навеянные чтением книг русских путешественников. Вся юность Набокова проходила под знаком путешествий А.Федченко, Н.Пржевальского, Г.Грумм-Гржимайло, С.Алфераки. Они привозили рассказы о далёких и загадочных Кашгарии, Джунгарии, Тибете, Монголии, спрятанных от глаз европейцев и всё ещё менее исследованных, чем дебри Африки и Амазонии. Его сверстники-гимназисты грезили краснокожими индейцами Северной Америки — а юный Набоков мечтал повторить азиатские маршруты Григория Грумм-Гржимайло «и забраться ещё дальше в дебри никем не пройденных гор и пустынь».

В том, что прообразом Константина Годунова-Чердынцева в набоковском романе «Дар» послужил прославленный путешественник Григорий Грумм-Гржимайло, сомнений в наше время нет. Оба фанатически преданы бабочкам, то же увлечение горами Тянь-Шаня, Памира, Западного Китая. Даже год рождения один и тот же: 1860. На рубеже веков реальный герой Набокова первым из всех европейцев достиг алтайского озера Канас. Но, правда, к маршрутам Г.Грумм-Гржимайло в будущем романе прибавились отрезки путей Пржевальского, Потанина, других русских путешественников, исследователей Алтая и Центральной Азии.

В 1912 году (Набокову тогда было только 13 лет) удивительное, даже фантастическое, по определению энтомологов, путешествие совершил теперь мало кому известный почитатель бабочек, одно время служивший камердинером у царя, А.Авинов. Он прошёл из Индии через Каракорум и Кашгарию в Русский Туркестан. До этого он побывал в Средней Азии и Джунгарии и за свои открытия был удостоен большой золотой медали Русского географического общества.

Привезённые им диковинные и невиданные никем бабочки поразили и любителей-коллекционеров, и маститых учёных. Он описал сказочную бабочку (парнассиус автократор) — легенду и мечту коллекционеров всего мира. Мог ли юный Набоков, мечтавший о романтике путешествий и славе открытий, оставаться равнодушным…

И тогда же, летом 1912-го, по Алтаю путешествовал Николай Иванович Кардаков, будущий мэтр и авторитет среди людей, увлечённых бонистикой. Известно, что он учился в Пермском университете и получил там профессию биолога. В 1909 году впервые побывал за границей, на острове Цейлон, где изучал и собирал южноазиатских бабочек. Алтайская экспедиция выглядела вполне естественным продолжением его прежних странствий по Азии.

«Мне было восемнадцать лет, - вспоминал Набоков. - В ускоренном порядке, за месяц до формального срока я сдал выпускные экзамены и рассчитывал закончить образование в Англии, а затем организовать энтомологическую экспедицию в горы Западного Китая; всё было очень просто и правдоподобно…» После учёбы в Кембридже он видел себя путешествующим по Алтаю, в верховьях Черного Иртыша, куда стремились со всего света одержимые коллекционеры ради короткой охоты на бабочек.

Счастье, казалось, было так близко. Но оно ускользнуло в самый последний момент, резко и беспощадно отрезав все пути в прошлое и в намеченные планы на будущее. В Средней Азии уже начались волнения (восстание казахов и киргизов 1916 года), а затем революция, гражданская война... Наступили серые будни эмиграции, жизнь в постылой и давным-давно изученной и обхоженной Европе. Но в душе навсегда осталась память, сохранившая все мельчайшие детали детства и воссозданного юным Набоковым рая, как писал один из ценителей его непревзойдённой коллекции бабочек. И ещё была ностальгия, где тоска по отцовскому дому перекликалась с горечью утраты былых надежд на жизнь исследователя, полную поэзии и романтики.

Алтай и Джунгария так и остались в мечтах Набокова, но зато побывал на Алтае герой его романа «Дар» Константин Годунов-Чердынцев. Алтай появляется в тексте романа с упоминанием его путешествий. В своём автобиографическом романе Набоков мысленно, в перечислении дальних странствий Годунова-Чердынцева воссоздаёт свою несостоявшуюся экспедицию, пытаясь хотя бы так утолить жажду сорванного большевиками путешествия в сердце Азии:

«Между 1885-м годом и 1918-м он обошёл пространство невероятное, производя съёмки пути в пятивёрстном масштабе на протяжении многих тысяч вёрст и собирая поразительные коллекции… Взявшись серьёзно за Азию, он исследовал Восточную Сибирь, Алтай, Фергану, Памир, Западный Китай, «острова Гобийского моря и его берега», Монголию, «неисправимый материк» Тибета – и в точных, полновесных словах описал свои странствия».



Позднего англоязычного Набокова благословенный Алтай манил не только как место, где ему так и не удалось побывать с охотой на бабочек, но и как слово божественного звучания. Звуки, входящие в состав этого слова, пользовались особой симпатией Набокова, по наблюдениям В.Девятова, и яркое подтверждение этому — позднее название самого популярного его романа «Лолита». А в пьесе «Событие» человека, который всюду суёт свой нос, Набоков назвал «Шерлоком Холмсом из Барнаула».

Набоков воспел Алтай в одном из лучших своих англоязычных стихотворений «Вечер русской поэзии». Лирический герой его стихотворения — преподаватель, который рассказывает юным американкам (среди которых была, наверное, и Лолита) о русском языке и России. В подстрочном переводе с английского его рассказ звучит приблизительно так:

За морями, где я утратил скипетр,
я слышу ржание моих пятнистых
существительных,
тихие причастия спускаются
по лестнице,
ступая по листьям,
волоча шелестящие шлейфы,
и плавные глаголы на -ала и на -или,
Аонийские гроты, алтайские ночи,
чёрные омуты звука с «л»
подобными речным лилиям...

У Германа Гесса есть рассказ «Медведица геро» — о том, как в назначенный самим Богом день года на горный курорт в Альпах съезжаются обреченные коллекционеры ради охоты на эту бабочку. Соглашался ли Набоков с фантазиями Гессе, когда тот писал, что она летит только в одну эту ночь? Если это так, то он тоже понимал ее поклонников, готовых пожертвовать всем ради этой долгожданной ночи. И, наверное, такой же была в его воображении алтайская ночь, когда природа замирает в ожидании аполлона автократора или медведицы Менетрие, дальней родственницы альпийской «геро», выбирающей долины в нижнем течении Чуи для своих любовных игрищ.

Набоков путешествовал по Европе и Америке, охотился на столь любимых им булавоусых чешуекрылых (именно так называются дневные бабочки), описывал новые виды, работал в энтомологическом музее престижного Гарвардского университета. Он стал всемирно прославленным писателем. Его почитатели, любители-лепидоптерологи, благодарные ему за то, что он воспел бабочек и их любимое занятие, называли открытых им и ими бабочек не только его именем, но и именами его литературных героев.

Глубоко затаив печаль, Набоков говорил о своей привязанности к Америке (а сам уехал из неё, как только получил материальную свободу, в ту же Европу, поближе к настоящей родине), сказав однажды выстраданные слова о «ржавых русских струнах», но в них отчётливо слышался сарказм. «Сарказм от невозможности побывать на родине, оккупированной Советами».

Живя на чужбине, Набоков жадно искал встреч с соотечественниками, пути которых так или иначе пересекались с его утраченными мечтами. Оказавшись так же, как и Набоков, в вынужденной эмиграции, в начале 20-х Николай Иванович Кардаков увлёкся коллекционированием бумажных денежных знаков (бонов). Он стал работать в Немецком энтомологическом институте Общества кайзера Вильгельма, где со временем стал заведовать секцией чешуекрылых. Работая в институте, 11 апреля 1926 года исследователь Алтая встретился с Владимиром Набоковым. В память об этой встрече Набоков надписал одну свою книгу – «Дорогому Николаю Ивановичу Кардакову от автора», сопроводив свою надпись стихами:

…Издалека узнаешь махаона
По солнечной тропической красе:
Пронёсся вдоль муравчатого склона
И сел на одуванчик у шоссе…

Его поклонников до сих пор терзает вопрос: был ли мастер по-настоящему счастлив, осуществил ли свою мечту, добился ли разгадки тайны, о которой писал не раз? Наверное, нет. Умирая, утром, за несколько часов до кончины писатель (в глазах его стояли слёзы) произнёс последнюю фразу: «Бабочки, наверное, уже взлетают…» Прощаясь с ними, он хотел сказать, что ему так и не удалось полюбоваться полётом аполлона автократора — крылатого самодержца Центральной Азии.

На первой иллюстрации: аполлон автократор, он же азиатский Самодержец, на одной из почтовых марок, выпущенных при жизни Набокова.