— Евгений Палладиевич, какие чувства Вы испытали несколько месяцев назад при получении Международной премии имени Николая Рериха? В чем главная Ваша «выстраданность» этой премии?
— Вручение премии (на снимке) происходило в Санкт-Петербурге, в Эрмитаже, в зале Государственного Собрания. Всё было необычайно торжественно. Ранее лауреатами были Мстислав Ростропович, Валерий Гергиев, Михаил Пиотровский, Леонид Рошаль... Какие имена! Конечно, я очень волновался. Искусство Николая Константиновича Рериха изучаю более 40 лет. Писать о нём необычайно сложно и ответственно, не случайно серьёзных исследований об искусстве Рериха сравнительно немного.
В его творчестве столько глубокой, нераскрытой символики! Приходилось основательно изучать не только живописные произведения, но и многочисленные литературные труды художника, учёного-археолога, путешественника, постигать философскую мудрость Запада и Востока и всё мировое искусство. Мне повезло, что на начальном, самом трудном этапе мне помогали основатели сибирского рериховедения – академик А.П. Окладников, П.Ф. Беликов, Н.Д. Спирина. И то, что мои труды получили известность и такую высокую оценку – это большая радость. Жаль, что в Сибири мои книги мало где увидишь, но я дарил Алтаю экземпляр каждой новой книги.
— С какого времени началось «увлечение» Алтаем? Когда поняли, что для вас представляют настоящий интерес его памятники изобразительного искусства, фольклор, искусство современников?
— Со студенческих лет, более полувека назад. Мы тогда отправились с родителями на машине по Чуйскому тракту. После первых же туристических походов по неизведанным горным местам я был пленен окончательно. Поразила не только природа, но и необычная духовная атмосфера Алтая. А когда я, заинтересовавшись памятниками искусства, вдруг увидел неизвестные красочные рисунки на скалах возле Турачака, то понял, что этот подарок не случаен. И чем больше изучал историческое прошлое, тем глубже погружался в манящую область исследований.
Рядом со мной в Академгородке жил старейший художник Алтая – Николай Васильевич Шагаев, ученик Гуркина, Чевалкова и Луппова. К нему нередко приезжал Игнат Иванович Ортонулов. Общаться с ними было необычайно интересно. Тут выяснилось, сколько всего нераскрытого в искусстве Алтая, сколько необходимо изучать.
По образованию я – физик, 30 лет был сотрудником Института Ядерной физики, опубликовал 89 научных статей. Однако в 40 лет осознал, что хочу быть «лириком» и посвятить вторую половину жизни искусству. В 50 лет я стал кандидатом искусствоведения, а теперь, перед 70-летним юбилеем ВАК утвердил мою докторскую диссертацию.
— Примите мои поздравления. Насколько интересным и важным было для Вас самого развитие темы «Художественного наследия и проблем преемственности в изобразительном искусстве Горного Алтая» на соискание ученой степени доктора?
— Прежде всего, мне надо было утвердить, что искусствовед в Сибири должен изучать искусство определённого региона от самых истоков. Сейчас же древние художественные памятники исследуют археологи, а искусствоведы – лишь наследие последних столетий. В моей работе картина искусства рассматривается с палеолита до наших дней. Только в таких широких рамках можно увидеть и раскрыть преемственность традиций и художественного наследия. И она есть! А это значит, что память культуры существует. Более того, она обогащается свежими открытиями древностей, которые обретают новую жизнь в произведениях современных художников. Преемственность – живое явление, проявляющееся в усвоении красоты былого и в столкновении с негативным влиянием массовой культуры.
— Какие личные искусствоведческие открытия считаете значимыми?
— Открытий у меня немало: более тридцати комплексов петроглифов, среди них такие замечательные, ставшие уже известными, как красочные рисунки на скалах Бии (Вторая Турачакская писаница) и Сатакулара, петроглифы Грота Куйлю, Комдош-Боома, Зелёного озера, Поперечной Красноярки. И все открытия – без копейки от государства. Быть может, поэтому Алтай подарил мне такие выдающиеся памятники.
К этому надо добавить найденные три рунические надписи, изваяния древнетюркского времени, а также изваяние эпохи бронзы в долине Нижнего Инегеня. Горжусь я и тем, что обнаружил и изучал искусство кучерлинских чабанов на высокогорных стоянках – замечательные рисунки, современные изваяния. Мне повезло со сбором материалов о Г.И. Чорос-Гуркине и Н.И. Чевалкове, а также об Ойротской художественной школе. Много лет общался с «алтайским Пиросмани» – Николаем Максимовичем Чедоковым из Чемала. Обо всём этом надо написать книги.
На снимке: Евгений Маточкин во время выставки «Лики Белухи», открытой по случаю его 70-летия
— Что сейчас «занимает» вас больше всего?
— «Алтайский Стоунхендж». Да, за Кош-Агачем в Чуйской степи есть такое мегалитическое сооружение, возраст которого не менее четырёх тысяч лет. Мы с астрономом Е.Г. Гиенко выявили там интересные астрономические закономерности. На огромных каменных глыбах выбиты рисунки, которые позволяют связать мифологические представления древних с лунно-солнечными явлениями, которые наблюдаются на этом объекте. Народная молва приписывает чудесные свойства Тархатинскому комплексу. Было бы чрезвычайно интересно объединить усилия учёных разных специальностей, чтобы раскрыть тайны этого уникального сооружения далёких эпох. Думаю, что в будущем он станет широко известен в мире.
— Что можете сказать о современном изобразительном искусстве Горного Алтая?
— Я его очень люблю, потому что оно живое. Оно живёт и в мастерских профессиональных художников, и в народе. Уже много лет я собираю детские рисунки. Поверьте, алтайские дети очень талантливы, одарены художественно. По-видимому, это от того, что сохраняется необычайно красивая природа Алтая и сохраняется архетипическая основа художественных образов. Мне кажется, лучше Чорос-Гуркина в Сибири художника нет...
Главное, работы алтайских мастеров увлекают поэтикой родной земли и глубокой культурной памятью. Мне всегда очень интересно, как древние памятники, которые открывают учёные, обретают новое дыхание под кистью живописца. Я искренне люблю творчество И.И. Ортонулова. Шагаев подарил мне все письма Игната Ивановича – это целый роман. С Владимиром Чукуевым у нас много общего: мы ровесники, жёны у нас – медики, и с сыновьями те же заботы. В каждый приезд стараюсь побывать у него в мастерской.
Не раз писал об оригинальном искусстве Е.М. Чеботарёвой. Я очень любил М.П. Чевалкова. Ещё при жизни он успел просмотреть макет книги о нём «Образы древнего Алтая». Жаль, он не узнал, что эта моя книга получила премию на Всероссийском конкурсе краеведческой литературы. С большим интересом слежу за работами Валерия Тебекова, Николая Чепокова, Яши Янкинова из Чемала, Саши Бушуева из Турачака. Мне нравится всё, что написано с большой любовью к Алтаю.
— Какие еще интересные встречи подарил Вам Алтай?
— Прежде всего, в самом Новосибирске – с Николаем Васильевичем Шагаевым, с Иваном Васильевичем Титковым – художником-этнографом, со старейшим писателем Сибири Афанасием Лазаревичем Коптеловым, крупнейшим археологом – Владимиром Дмитриевичем Кубаревым. Все они просто сияли Алтаем. Кстати, у меня в Горно-Алтайске есть дальние родственники, чудесные люди – Любовь Максимовна и Михаил Павлович Корчугановы. Всегда приятно с ними встречаться.
Большим событием было общение с Алексеем Григорьевичем Калкиным. Я жил несколько дней у него в Ябогане. Он рассказывал о своей жизни, о том, как воспринимает петроглифы. Вместе с женой они прозвали меня «простота». Никогда не забуду доброту и гостеприимство чабанов, с которыми жил и чаёвничал на алтайском высокогорье. Особенно благодарен Тимофею Ивановичу Каймыштаеву из Тюнгура и Николаю Михайловичу Казатову из Инегеня. Не перестаю удивляться, как не раз и не два в глухих местах в самый ответственный момент вдруг происходит неожиданная, судьбоносная встреча с нужным человеком.
— Насколько Алтай для Вас является «космическим объектом» в том смысле, что здесь — особая природная и ментальная аура, так привлекающая людей?
— Мне трудно это выразить словами. Знаю, что без Алтая я жить не могу. Немало прошёл по Тянь-Шаню, Памиру, Саянам, Салаиру, Крыму, Уралу, видел Альпы и Гималаи, но Алтай тянет больше всего. Я исходил по его горам более тысячи километров, нередко один. И те дни, когда я потел под рюкзаком, – счастливейшие в моей жизни. В 1964 году мы открыли перевал «Академический» от Тайменьего озера в Нижний Кураган; в 1970 – год столетнего юбилея Ленина, взошли на Восточную вершину Белухи; в 1974 – год столетнего юбилея Н. К. Рериха занесли Знамя Мира на пик его имени. Потом я посвятил членам семьи Рерихов и его ближайшим сотрудникам несколько вершин возле Белухи.
Четыре раза был в зимних экспедициях по Аргуту. Его грандиозное ущелье, уверен, – красивейшее место на планете! Много лет ходил вокруг священной Белухи, чтобы запечатлеть её с разных сторон. Она всегда рисовала себя сама. Знаю, сам бы я так не смог. Дома дописывал лишь окружающую панораму. Выставка моих «Белух» открылась в Музее Рериха по случаю моего 70-летия (на снимке).
— Евгений Палладьевич, что осталось под «пологом тайны» для Вас?
— О чём говорят звёзды, шепчутся кедры, в чём магнит снежных великанов и чистых озёр, что рассказывают древние курганы и лики древнетюркских изваяний? Что есть то Великое, что притягивает здесь души людей? Откуда приходит вдохновение и радость жизни? Почему всё так прекрасно на Алтае: и окружающая природа, и тысячелетний рисунок на скале?..