Андрей Борисов: «Я не растерял жажды творчества...»

Режиссер Андрей Борисов, завершая работу над спектаклем о Чорос-Гуркине, оставался для алтайских актеров долгожданным источником интереснейшего творческого процесса. Он сумел вовлечь в постановку весь актерский коллектив, увлечь его темой и заставил работать все механизмы сцены Национального театра, позволившие декорациям стать живыми — благодаря этому отдельные эпизоды приобретают особую силу....

В паузах между своим убедительным режиссерским громкогласьем и проникновенным спокойным словом Борисов на репетициях не забывает о главном — подбадривать и вдохновлять. Актеры на вопрос о том, как им работается со знаменитым режиссером, чье имя привычно сопровождают эпитеты «гениальный» и «великий», - неизменно улыбаются и начинают говорить с нотами восторженности о том, как интересно и здорово с Борисовым...

И я, после, беседуя с Мастером, поняла, что могу только вторить им в их увлеченности Борисовым — он гениален уже в своей искренности, с которой приглашает заглянуть в собственный мир отношений — с людьми и искусством, и которая прямо-таки магически действует на собеседника. Хочется поглубже зачерпнуть из Прекрасного, поставить перед собой высокие цели и позабыть о существующих границах реального и возможного, которые благодаря тому же вечному искусству стираются незаметно и красиво...

   
     
— Андрей Саввич, на первой встрече с актерами Вы сказали, что очень многие вещи вершатся благодаря предчувствованиям, вспоминая о том, что когда-то Вы, придя в Саха театр, предвосхитили своими словами его будущий взлет и известность. Так и сбылось... Но ведь нет ничего случайного! Что это — озарения из будущего или его неслучайные предощущения?

— У Шекспира есть понятие, которое называется «категория случайности», и его произведения строятся на цепочках случайностей. Жизнь — закономерная цепь случайностей. Человек рождается случайно. Зачатие — это космическая случайность, уход из жизни — тоже случайность. Человек не знает, что с ним может произойти через секунду, хотя может быть уверен в том, что знает. И в моей жизни были случайности, которые я считаю счастливыми...

Например, будучи студентом четвертого курса, я летел в Москву. И с пересадкой остановился в Красноярске. Я шел по аэропорту и увидел на прилавке стопку «Роман-газеты». И я вынул из этой стопки самый нижний номер, такой розовенький, на котором было написано: Чингиз Айтматов. «Пегий пёс, бегущий краем моря»...

Когда я читал его, у меня были ощущения до мурашек по телу. И первый спектакль, который я поставил под названьем «Желанный, голубой берег мой» как раз был сделан по этому произведению. Он имел успех и стал отправной точкой для взлета нашего Саха театра. Это был знаковый момент, а счастливой случайностью — то, что я вытащил именно номер «Роман-газеты» с произведением Айтматова, которое так меня впечатлило.

Моему знакомству с великим художником и моим другом Геннадием Сотниковым, с которым мы поднимали наш Саха театр и работали вместе двадцать лет, также помогла случайность, стоившая… три рубля. Однажды мы с драматургом Владимиром Космачевским ехали в его машине, и я спросил, кого бы он мне посоветовал в качестве художника к одному из своих спектаклей. Он стал перечислять питерских художников: «Кочергин, Боровский...», и тут мы услышали свисток милиционера — оказывается, наша машина заехала под знак «Кирпич».

Нас штрафанули на три рубля, и когда Космачевский садился в машину, он воскликнул: «Зачем тебе Боровский? Бери сибиряка, Сотникова!». Тогда я впервые услышал фамилию Гены, и вскоре мы познакомились...

А, например, ныне известному писателю Андрею Герасимову я «случайно» предрек стезю писателя. Он начинал учиться у нас, у него получались хорошие тексты, и я обратил на это внимание, посоветовав ему писать. И он стал знаменитым писателем...



— Так и хочется продолжить тему, поговорив о вещах, так или иначе касающихся мистики, снов... Мне кажется, этого должно быть в достатке у творческого человека.

—  Есть известный афоризм: «Жизнь - это сон»... И другой: «Что не сон - то не жизнь».

Для меня жизнь — это сон, потому что когда дочь выросла и родила сына, я никак не мог понять, когда это случилось... Всё это прошло как сон... Но, с другой стороны: что не сон - то не жизнь... Иллюзии, сны, мечты — это то, что делает человека духовным, это исходит от сна. А если говорить о сновидениях, то они порой бывают поражающими...

Геннадий Сотников перед отъездом во время нашей последней встречи сказал: «Я не хочу быть знаменитым или великим, я хочу быть легендарным...» И он ушел, и исчез. Он шел по берегу черной речки, ветром его выбросило на реку, и он утонул. В ночь после похорон мне приснился сон: он стоит спиной ко мне на берегу реки, и дует сильный ветер. Я кричу ему: «Осторожно, ветер!..»

Длинная комната, я подхожу к окну... оно от ветра колышется. Я смотрю в окно и чувствую, что кто-то смотрит на меня. Поворачиваюсь, а там    портрет Сотникова, и на нем — тени от окна движутся, словно он разговаривает...  Я говорю: «Сотников, тебя ветром сдуло, никто тебя не убил». Я лег и спокойно уснул...

А есть вещи, которые — ни сон, ни явь. Вот как было, когда я делал постановку о нашем великом писателе, поэте, чье имя носит наш Саха театр  - о Платоне Ойунском, гениальном человеке с судьбой, похожей на судьбу Гуркина. Когда спектакль был поставлен, мы с Геннадием Сотниковым пришли очень поздно, жена была на гастролях, от усталости мы свалились на кровати прямо одетыми. И вот я вдруг резко просыпаюсь и вижу: стоит около кровати человек в шинели, обожженный с правой стороны. Я толкнул Сотникова, он пробудился и тут же спросил: «Кто это?» Он тоже увидел, оказывается, это привидение — человека в шинели...

— «Жизнь — это сон...», а во сне можно позволить делать себе всё, что угодно...

— Если говорить о понятии внутренней свободы, то моя свобода странная. Я двадцать лет - министр культуры. Разве это свобода? Это сознательное закабаление себя, особенно как человека творческого. Но, с другой стороны, это — тоже моя свобода, потому что благодаря этому мои творческие замыслы и идеи стали претворяться в жизнь, и я увидел полмира, и сделал Саха театр таким, какой он есть сегодня...

О мере вседозволенности скажу так: когда я стал министром культуры, то  поставил к самому себе несколько требований. Первое — не кради, второе — не осуществляй власть, третье - попытайся сделать добро. Для меня эти требования к самому себе очень важны. Прошло время, и я могу сказать, что эти требования выдержал... Иной раз меня называли даже дураком, что я не мог воспользоваться своим положением.

А власть... это не просто деньги и положение. Это чисто физиологическое чувство — такой змей, жирный сладкий червь, которого ты чувствуешь... и сначала от этого может быть хорошо, а потом — плохо. Когда я это понял, то мне стало страшно... А моя доброта — это желание воплотить добрые творческие идеи. Ведь миром правят не деньги, а идеи.

— Вы оптимистичный человек?

— Если оптимизм — это стремление к полноте жизни, то я очень оптимистичен. А ещё я очень доволен, что за все эти годы не растерял жажды творчества... Другое дело — остался ли я творцом?

— Что Вы думаете о времени?

— Времени нет. В том смысле, что для души, наверное, такого понятия вроде бы и не существует. Время идёт, а душа остаётся такой же. Другое дело, что не все в этой жизни обнаруживают свою душу в полной мере или вообще обнаруживают. Иногда за душу принимают явления рефлексии. А душа — это другое, и любовь нам даётся именно для того, чтобы мы распознали в себе душу.

— Андрей Саввич, у Вас есть Верные люди, которые Вас поддерживают всегда?

— Верный человек — моя жена, Степанида Борисова. Она — талантливый человек, народная артистка России, драматическая актриса. Когда меня величают «великим» и «выдающимся», мне приятно, но верю я только ей, потому что она всегда говорит прямо; потому что она - истинный человек, подлинный человек. 
И ещё Геннадий Сотников. Он иногда говорил о себе как о непутёвом человеке. Но он был великий русский художник, который был, как у нас говорят, «послан верхними», чтобы поднять эстетику Саха театра и меня поставить на верный путь. Но я его потерял... И все-таки он рядом... Художник Михаил Егоров, с которым мы вместе работаем над спектаклем о Гуркине, посвящает свою работу учителю — Геннадию Сотникову.



— Насколько активно в Якутске народ ходит в театр?

— У нас хорошо народ ходит. В Якутске двести пятьдесят тысяч человек и около десятка театрально-зрелищных учреждений, и каждый вечер на какой-нибудь сцене выступают. Я вечерами проездом заглядываю туда, и меня всегда изумляет, что залы — полные.

Мороз иногда бывает до пятидесяти градусов, а народ идет смотреть спектакли и концерты. Меня это удивляет. Почему? Когда холодно — пятьдесят градусов и ранняя темнота, возможно, у людей возрастает потребность живого общения. В нашем Саха театре не бывает неполных залов. Цена билетов варьируется от пятидесяти  до пятисот рублей. На мой спектакль «По велению Чингисхана» билет стоил тысячу рублей, и пышноодетые дамы, в меха обёрнутые, умудрились сломать двери...  

— В чём видятся Вам главные преграды полнокровного развития нашего театра?

— Дело в том, что театр — это древнейшее искусство, а не кружок. Оно требует накопительства, ведь в одночасье театр не рождается. Нужны традиции, системы актёрской игры. Этот процесс накопления происходит день за днём, год за годом... Это наличие всех цехов и всех технических работников. Это сцена, художники по свету, звукорежиссёры, сложнейшая  техника, это целый завод на самом деле! А алтайский театр только трижды закрывался… Хотя официально считается, что это было — один раз, после войны.

Второй раз театр был закрыт, когда его во время реконструкции перенесли в другое здание.  Словно поезд с рельсов сошёл, изменился ритм, всё изменилось. А в третий раз его «закрыли», когда построили это здание, и театр лишили своих технических работников... Здесь они имеют только сцену. Возможно, этот этап тоже необходим. Но главное — важно помнить о роли театра как вида искусства для народа. Театр — это лицо народа, и люди идут себя же самих лицезреть в театр.  

— Как, по-Вашему, в работе проявляют себя наши актеры?

— Они — щепкинцы, и уже поэтому мне близки по духу, а ещё близки как тюрки и носители духовной субстанции, которая пульсирует отсюда, с Алтая, к нам. И они с душой работают, а ко мне как дети относятся - с надеждой, верой и любовью. Для меня это самое главное...

2010, январь.

На снимках: сцены из спектакля «Восхождение на Хан Алтай» и из фильма «Загадка Чингисхана».
     


Андрей Саввич БОРИСОВ.

Русский режиссер. Заслуженный деятель искусств ЯАССР (1985). Главный режиссер Якутского государственного драматического театра имени П.Ойунского (1983), лауреат Государственной премии СССР (1986) и Государственной премии РФ (1999). Министр культуры Якутии (1990). Родился 28 ноября 1951-го в Якутии. Творческую деятельность начал сразу после окончания Высшего театрального училища имени М.С.Щепкина (класс М.Н. Гладкова), дебютировав в Якутском государственном драматическом театре имени П.Ойунского.

После службы в армии вернулся в театр, где в 1976 на общественных началах организовал театральную студию при Якутском государственном университете. В 1977-1981 студент режиссерского факультета ГИТИСа имени А.В.Луначарского. С 1982 - режиссер Якутского государственного драматического театра имени П.Ойунского. С 1983 - главный режиссер Якутского драматического театра.

Почерк Борисова отличается органическим сочетанием национальных и европейских театральных приёмов и традиций. Всегда насыщенное музыкой и почти аскетичное по сценографии (постоянным  соавтором Борисова в течение 20 лет являлся художник Геннадий Сотников), действие спектаклей Борисова эмоционально раскалено, рассчитано на вовлечение зрителей в атмосферу происходящего. Его спектакли сохраняются в репертуаре по много лет. С именем Борисова связан ярчайший за 70-летнюю историю существования Якутского драматического театра период, подлинный расцвет якутского сценического искусства.