…Где-то в середине 80-х в одном из номеров "Огонька" промелькнуло сообщение о том, что Эрнест Хемингуэй, автор знаменитой повести "Старик и море", собирался побывать в Горном Алтае, где ему обещали славную рыбалку на тайменя. Но от кого он узнал про здешние рыбные места, "Огонёк" не сообщал. В журнальном очерке обо всём этом говорилось мимоходом.
Если поездка в горы Алтая готовилась таким известным человеком, то, наверное, есть и другие свидетельства. Кто из наших писателей и журналистов бывал в Америке в то время, когда к Хемингуэю пришла заслуженная слава? Увы, их не так много - "железный занавес", воздвигнутый Сталиным, был приоткрыт только для избранных, и в их числе оказались однажды Илья Ильф и Евгений Петров.
В книге репортажей "Одноэтажная Америка" они рассказывали, в частности, о своем знакомстве с мистером Адамсом, а следующая глава называлась "Электрический стул". Говоря о Хемингуэе как авторе "недавно напечатанной в СССР "Фиесты", которая вызвала много разговоров в советских литературных кругах", они сообщили, что писатель оказался в Нью-Йорке в то же время, что и они.
Хемингуэй приехал в Нью-Йорк на неделю. Он постоянно жил тогда в Ки-Уэст, маленьком местечке на самой южной оконечности Флориды. Он был в тот день во фланелевых штанах, шерстяной жилетке, которая не сходилась на его могучей груди, и в домашних чеботах на босу ногу.
Когда заговорили о Флориде, Хемингуэй сразу же перешел на любимую, как видно, тему:
— Когда будете совершать свое автомобильное путешествие, обязательно заезжайте ко мне, в Ки-Уэст, будем там ловить рыбу.
И он показал руками, какого размера рыбы ловятся в Ки-Уэст, то есть, как всякий рыболов, он расставил руки насколько мог широко. Рыбы выходили чуть меньше кашалота, но все-таки значительно больше акулы.
Наши путешественники тревожно посмотрели друг на друга и обещали во что бы то ни стало заехать в Ки-Уэст, чтобы ловить рыбу и серьёзно, не на ходу поговорить о литературе. "В этом отношении мы были совершенно безрассудными оптимистами, - читаем в "Одноэтажной Америке". - Если бы пришлось выполнить всё, что мы наобещали по части встреч и свиданий, то вернуться в Москву удалось бы не раньше 1940 года".
Им очень хотелось ловить рыбу вместе с Хемингуэем, не смущал даже вопрос о том, как управляться со спиннингом и прочими мудреными приборами. Они вели интересный разговор о рыбной ловле, о путешествиях и других прекрасных вещах. Выяснилось, что Хемингуэй хочет поехать в Советский Союз, на Алтай.
Пока они выясняли, почему Хэм выбрал именно Алтай, и восхваляли также другие места Союза, совершенно забылась тюрьма Синг-Синг, куда их пообещали свозить новые американские знакомые. Мало ли что сболтнётся во время весёлого разговора, когда люди стоят с коктейлем в руках...
Однако уже через день выяснилось, что американцы совсем не болтуны. Ильф и Петров получили два письма. Одно было адресовано им. Тесть Хемингуэя учтиво сообщал, что он уже переговорил с начальником тюрьмы, мистером Льюисом, и они могут в любой день осмотреть Синг-Синг. Во втором письме старик рекомендовал их мистеру Льюису.
Они сразу заметили эту американскую черту и не раз потом убеждались, что американцы никогда не говорят на ветер. Ни разу им не пришлось столкнуться с тем, что у нас носит название "сболтнул" или еще грубее - "натрепался". Они попросили мистера Адамса поехать вместе с ними в Синг-Синг, и он, многократно назвав советских писателей "сэрами" и "мистерами", согласился.
ПОЧЕМУ Хемингуэй выбрал из всех рыбных мест России именно Алтай, до последнего времени оставалось загадкой. До тех пор, пока в 2004-м не была переиздана "Одноэтажная Америка", это было загадкой. Впервые в этом издании американские репортажи И.Ильфа и Е.Петрова вышли в авторской редакции, и никогда еще до этого не печатались их письма из Америки. В одном из них, датированном 29 октября 1935 года, И.Ильф сообщал дополнительные подробности встречи с Хемингуэем.
"Он большой, прочный и здоровый мужчина, - говорится в письме. - Спрашивал, не знаем ли мы Кашкина. Почему вдруг Хемингуэй спрашивает про какого-то Кашкина? Потом оказалось, что Кашкин переводил его "Смерть после полудня" на русский язык". А дальше - почти слово в слово - как в их главе "Электрический стул": о том, что Хемингуэй "был во фланелевых штанах, жилетке, которая не сходилась на его могучей груди..." и далее по тексту. Никаких русских друзей, кроме Ивана Кашкина, писатель не назвал в продолжение всей встречи, и скорее всего именно переводчик обещал Хемингуэю славную рыбалку на тайменя.
Но важно даже не это. Мечта большого человека, оставившего нам "Фиесту" и, скажем, "Острова в океане", так и осталась мечтой.
Что помешало ему вступить в единоборство с алтайским тайменем? Этого мы, наверное, никогда не узнаем. "Одноэтажная Америка" увидела свет в 1936-м, т.е. ровно через год после путешествия. О том, как была воспринята книга репортажей из Америки в сталинском окружении, мы можем судить хотя бы по такому факту: в течение последующих 20 лет "Одноэтажная Америка" находилась под негласным запретом, и только после ХХ съезда увидело свет второе издание книги.
В одном из дневников 1937 года даже далёкий от политики Михаил Пришвин отозвался об "Одноэтажной Америке" как об "очень вредной книге". Илья Ильф в 1937-м ушел из жизни, расстрелы без суда и следствия прокатывались волнами по всему Алтаю, и если даже среди землепашцев и чабанов искали шпионов иностранных разведок, то простое человеческое желание американского писателя порыбачить в горах Алтая вызвало бы в лучшем случае недоумение.
В одном из январских писем 1936-го из Ки-Уэста он писал своему переводчику Ивану Кашкину о том, что познакомился с Ильфом и Петровым, подробно описывал встречу с ними. "Не могли бы Вы устроить себе путешествие вроде того, которое совершили Ильф и Петров?" - спрашивал он переводчика.
Известно, что Хемингуэй разрывался между своими увлечениями охотой и рыбалкой. Когда увидела свет "Одноэтажная Америка", с ней вместе появилась на свет любопытная запись: "Несомненно, моё охотничье юродство приходит к концу не потому, что мне стало особенно жалко убивать, а просто я достаточно воспитался, чтобы находить интерес в природе и без охоты. Стала мешать охота. Но, отходя от охоты, очень постепенно, ни в коем случае не надо из этого делать какой-нибудь "перелом". Попробую заняться рыбой. Кстати, почему рыбаки всегда как-то интеллигентней охотников?"
Михаилу Пришвину, которому принадлежат эти слова, наверное, потому и не понравилась "Одноэтажная Америка", что он не нашел там мыслей, созвучных его собственным. И нам остаётся только сожалеть, что в его рассуждениях не нашлось места словам, выражающим "интерес в природе".
Когда вышла "Одноэтажная Америка", Эрнест Хемингуэй заканчивал работу над романом "Иметь и не иметь" (1937). Его действие проходит в окрестностях Ки-Уэста, куда так и не смогли попасть Ильф и Петров. Работая над текстом, Хемингуэй не раз, наверное, представлял себя в горах Алтая.
Прощаясь с мечтой, писатель выстроил в этом романе, как мне кажется, ряд эпизодов "под настроение". К примеру, там есть эпизод, когда лодка капитана Уилли проходила мимо другой лодки, в которой контрабандисты везли запрещенный груз.
— Это веселее, чем рыбная ловля, как вы находите, доктор? - спросил секретарь.
— Рыбная ловля - бессмысленное занятие, - согласился Фредерик Гаррисон, разглядывая в бинокль контрабандистов-бутлегеров. Рыбачить для него не так интересно, как преследовать людей, нарушающих законы. Даже если они идут на это ради того, чтобы выжить самим и просто содержать свои семьи.
Рассказывая о героях своего романа, ведущих охоту на людей, писатель готовился к новому этапу своего творчества, и в скором времени вместо Алтая он оказался в горах Испании, и вместо рассказа о рыбалке на тайменя появился его знаменитый "Испанский репортаж".
А до этого в журнале "Эсквайр" - в апреле 1936-го, когда "Одноэтажная Америка" была ещё в черновиках - Хемингуэй напечатал не менее знаменитое гольфстримское письмо "На голубой воде", в котором есть его обещание "написать об охоте на большую рыбу", и там есть сюжет, из которого позже выросла повесть "Старик и море". Повесть заканчивалась хрестоматийной фразой: "Старику снились львы".
После охоты на алтайского тайменя, если бы она состоялась, сны Старика могли бы быть другими. В конце марта 1939-го, уже после войны в Испании, Хемингуэй снова писал из Ки-Уэста своему переводчику Ивану Кашкину, вспоминая о том, что испанцы всегда принимали американских добровольцев за русских.
При взятии Теруэля он был весь день с атакующими войсками и в первую же ночь проник в город с ротой подрывников. Жители городка обступили своих освободителей. "Все они думали, что я русский, - писал Хемингуэй, - и когда я сказал, что я североамериканец, они не поверили". И ближе к концу письма он снова признавался в том, что ему очень хотелось бы побывать в СССР.
...Все-таки жаль, что он так и не смог приехать к нам на Алтай, и его тайменя поймал кто-то другой.
Николай ВИТОВЦЕВ.