Александр Брехов: Невольный эмигрант на родине

У нас в гостях – поэт, композитор, исполнитель Александр Брехов. «У меня так много мыслей, что я хотел отказаться от интервью», – признался Александр. Но беседа случилась. Мастера звука и слова, какое-то количество лет назад уехавшего жить далеко в горы, слушала и боялась пропустить хоть одну мысль. Было очень интересно, как сегодня он чувствует эту жизнь, чем дышит. Вашему вниманию предлагаю монолог, который своим наполнением далеко выбивается из формата будничного взгляда на вещи. Этим и ценен.

Против ветра

«… Продолжаю я против ветра идти. Чувствую: впереди ещё будет буря. Но почему-то она меня радует. Неужели уже середина пути, или больше?.. Гадай не гадай, а нужно быстрее идти. И дойти. Тогда я смогу позвать, и любой пойдёт, кто ещё не дошёл до тупика». 
(Из книги А. Брехова «Не умирайте, моря!»)

Когда в этот раз приехал в Горно-Алтайск, было ощущение, что хочу ввязаться в драку. Жажда драки – мужское такое чувство… Как-то мне сказали, что я нахожусь в добровольной самоизоляции. Всё же считаю, что это не вполне добровольно. Невольной эмиграцией на родине я бы это назвал, а вовсе не отшельничеством и оторванностью от жизни. Сейчас в России и у нас, на Алтае, в андеграунде находится очень много творческих людей. И многие – не могут в полной мере воплотить главный смысл пребывания на этой земле, делиться данным им даром.

«Драка» – да, сказано эмоционально. Это от сострадания к тому, что вижу. Нет, не считаю себя несчастным человеком. Вот говорят иногда: «стыдно за себя перед другими». А стыдно за других перед кем? И почему-то иногда так трудно выйти на сцену: осознаешь, что не можешь сделать так, чтобы боли стало меньше, а кому-то легче. Многие артисты в республике вне структур, и, поверьте, не вчера это началось.

Что бы мне ни говорили, я не умею кланяться. Артист рождается как инструмент с обострённой чувствительностью. Если это настоящий художник, то у него и повышенное чувство не только эстетики, но и этики. Меньше всего придёт артисту в голову где-то отстаивать себя, бить кулаком по столу или угодничать. Зачем уходить от своей первичной задачи?

Есть понятие «золотого запаса». В каждом человеке такое, и когда ты открываешь в себе сокровищницу, «якать» недостойно, но ты обязан это отдавать. Утвердившийся в определённой истине действует так, как чувство долга ему подсказывает. Я всегда считал, что достаточно сохранить честным своё имя. Отношение к собственной ответственности за то, что делаю – чем дальше, тем трепетнее.

Искусство возвышает человека, поднимая его над собственными тормозами, комплексами, и вместо запертых дверей он начинает видеть свой путь. Когда мне задают вопрос о религии, отвечаю, что моя религия – это Искусство. Оно – вечное, нанизанное на все эпохи. И что бы ни происходило – ему ничего не делается. Вечное не тлеет и не плесневеет. Ведь в нём сокрыта великая весть для каждого сердца.

Детская клятва

«Я. Зеркало. И в зеркале глаза. Что было в них? Было всякое. Будут ли ещё слёзы? Если будут слёзы, то будет и блеск. Сухими глазами нельзя смотреть на людей. Сухими глазами – мерят лица. Любят – влажными глазами. Зрение дано сразу, прозрение не даётся. Зато плакать умел. Видеть учился, плача. Поливал себя слезами. Рос. Теперь есть запас. Хочу испариться и пролиться дождём. Тогда будет добрый урожай. Нужно спешить – засуха давно. Хватит плакать только о себе. Я уже иду к вам».
(Из книги А. Брехова «Не умирайте, моря!»)

Писать и читать начал очень рано. Лет в 10 исписал целую тетрадь неким философским эссе… Однажды мама с отчимом, «папой Пашей», поссорились. Попытался помирить: «Папа, мама, всё хорошо!». В ответ услышал от отчима: «Ты сопляк ещё, ничего не понимаешь!» Я убежал за огород, где начинался сосновый бор, груздевое место. Упал, уткнулся лицом в мох… Плакал и твердил самому себе: «Запомнить, запомнить – ребёнок всё понимает»! Потом прошло время, и забыл об этой клятве. Вспомнил, когда мне было за двадцать. Знаете, бывают такие моменты, когда в тебе вскрываются библиотеки памяти. И я вспомнил свою клятву. Как мечтал о настоящем и будущем, о чистоте, о том, как выстрою свою жизнь. И понял – как важно об этом не забывать!

Я с детства знал, что словом можно творить чудеса. Для меня это было де-факто. А музыка… Когда расстраивался маленьким, всегда слышал музыку, не похожую ни на какую другую. Её можно сравнить с оркестровой. Инструменты необычные и ещё много голосов. Когда было плохо, эта музыка приходила. Откуда? Я ни разу даже маму не спросил об этом, потому что полагал, что так у всех! Словно эта музыка – такой гармонизирующий душу небесный или космический камертон.

Вспомнить себя… Когда жизнь рождает нового человека, она по максимуму ставит ему задачу: лететь стрелой вверх. Растущего человека «пеленают» системы, структуры… Жизнь сбивает с курса. Но ведь если помнить об образе пламенной ракеты, которой изначально даётся заряд, чтобы вырваться за орбиту земных притяжений, в разных смыслах этого слова, если помнить о мечте, то так легче сохранить высокое в себе.

Сегодня я вдали от академических кругов. Мой учитель говорил, что не стоит задирать нос, если ты в деревне «лучший гармонист», нужно помнить о классических величинах, сохранять скромность. И тогда, попадая в круги высокопрофессиональные, ты не стушуешься, потому что у тебя есть что-то своё.

Вопросы к миру у меня были и остаются. Моя ипостась мыслителя, к счастью, не всегда спит. И, кажется, чем дальше, тем больше вопросов. Но узнаю о себе больше. Иногда разное, даже отчасти «легендарное» – из внешнего мира. Главным же остается это осознание из детства: ребёнок всё понимает. И он – во мне.

Мои учителя – те, кто жил задолго до того, как я родился, и те, кто по жизни со мною. Когда занимаюсь с учениками, то говорю себе и им: пусть наши занятия будут праздником, а не очередной обузой и обязаловкой, мы родились быть счастливыми – сейчас и здесь этому ничто не мешает. Есть особое счастье создания звука, счастье от преодоления трудностей, которых в классической гитаре более чем достаточно. Ученик как минимум должен стать твоим сотрудником, другом искусства и «врагом печали», как говорил в XVII веке Гаспар Санз – автор «кодекса гитариста».

Я – это ты… 

«Рождение – это не начало, путь – это не отрезок, смерть – это не смерть, душа – это душа, любовь – это всё, всё – это я, я – это ты». 
(Из книги А. Брехова «Не умирайте, моря!»)

Мне сегодня не хватает встреч с молодежью как артисту, как музыканту и литератору. В Барнауле было несколько таких встреч, где я говорил спонтанно, пел, играл… И как-то зашла речь о… суициде. Я выразил свою мысль, что это нередкое состояние для человека, когда жизнь «сбивает с курса». Лев Толстой, будучи в пятьдесят лет «мировой звездой», боялся ходить на охоту. У него были суицидные переживания такого рода: он «наелся» всего, многое пережил и боялся на охоте пустить пулю в себя.

Преступлением против человечности я бы назвал всё то, что происходит сейчас в мире. Больно чувствовать и видеть, что мир заполняет безобразие. А одержимость золотым тельцом… Сегодня просто её апогей! Это очень скучно. Настолько скучно, что понимаешь, отчего многие сердца теряют смысл существования…

У молодых людей бывает по-разному. Предательство, или невыносимая «загрузка ответственностью», другие причины. Такие состояния время от времени в разные периоды настигают, когда кажется, что это просто – шагнуть в бездну. И мы об этом говорили. В такие моменты лучше пойти и открыться кому-то, кому доверяешь, или переждать. И знать, что после ты обязательно откроешь в себе спасительные пространства.

Есть сказка про слепую девочку, у которой старшие братья ушли в мир, и заблудились там. И она пошла их искать. У неё единственное было – в руке ниточка, которая была привязана к солнцу. И она всегда помнила об этом, никогда её не отпускала. Если человек пережил немало трудностей, но понимает, что счастье – держать солнечную ниточку в руках и помнить о ней в совершенно любых ситуациях, это дорогого стоит. Жизнь есть дар, и это легко может быть отнято – должно бы радоваться друг другу и каждому мигу общения.

Всё, что сегодня происходит, – некая «переэкзаменовка». Многое, позиционирующее себя как искусство, – псевдоискусство. Подвержены остракизму и сомнению святые и этические понятия. Общаясь с людьми, понимаю: что меня радовало, то меня и радует, что вдохновляло – то и вдохновляет. Но какие-то образы и вещи коробят, с ними трудно мириться. Если допускаю в себя отрицательные впечатления, то мне становится плохо. Человек – сложное существо с внутренними «ступенями», «тайными комнатами», где сверху донизу – весь мир. Наблюдая за своей жизнью, понимаю: чем ты себя заполнил, то ты и есть.

Сейчас в моде «корпоративная этика». И человек забывает о великой этике, что присутствует в каждом дыхании жизни, в человеческих взаимоотношениях. Она требует работы души. В детстве, помню, мама, когда ходила в гости к соседке, переступая порог, произносила благопожелание. Это не было выученными словами, а шло от сердца. Стараюсь выстраивать свою жизнь по знакам и приметам, которые ясны моему чувствознанию, и по той этике, которая мне близка. 

Благодарен жизни…

«…Продолжаю идти против ветра. Ветер даже утих немного, или я научился ходить…» 
(Из книги А. Брехова «Не умирайте, моря!»)

После сорока я уже спокойно осознал свойство того дара, какой мне дан с рождения – работать со словом и звуком. Когда бывают волшебные моменты, кроме работы текущей, которой всегда очень много, я счастлив ими. Сегодня довольно в немалой степени музыка заполняет мою жизнь, но очень хочется погрузиться в литературную работу. Закрыл нотную тетрадь, открыл рукопись. Писательство у меня в плане вызываемых чувств, пожалуй, несравнимо с другими переживаниями. По восторгу и восхищению. Слово прорывается в любом процессе. Записываю, сохраняю архивы.

Верлибр – одна из любимых поэтических форм. Принято считать, что он, верлибр, из Франции. Хочется оспорить, что русский верлибр произошёл от французского. Верлибр происходит из молитвенных, былинных истоков, из духа пророчеств сказаний и плачей. Глубоко уходят его корни. Люблю «Письма Ивана Грозного», «Добротолюбие» – в них такая языковая и смысловая образность. А признания в любви… Своим чудесным рождением они завораживают. Верлибр – речь от сердца. Слово поэта – есть тело чего-то несказанного. Недаром же говорят: «читать между строк»...

Оказывается, мои духовные опыты требуют определённых лабораторных условий, хотя мысль, озарение может прийти в любое время. Они требуют уединения, тишины, отдельного пространства. Я жаворонок по духу, моё любимое время для работы – раннее утро. Увы, не всегда можно этим наслаждаться, ритм сбивается. Если в сутках не достигаю состояния, в котором можно работать, то назавтра мне плохо будет, поэтому часто после дня ухожу в ночное бдение, до утра, до священного времени.

Мне посчастливилось встретиться с мастерами, которые задавали высокую планку. Родители подарили дыхание, учителя методологию. Как человек, русский человек, прошедший определённый отрезок своего пути, невольно казню себя за все беды мира. Своим посильным исследованием алтайской музыкальной культуры служу братству народов. Верю в моё поколение, на плечи которого с каждым днём всё больше и неотступней ложится небо, а также ответственность за судьбу этого мира и Родины.

К пятидесяти годам природа просто даёт другой ритм. Как вовремя мне однажды попались слова Курта Воннегута, процитировавшего вьетнамскую поговорку: «Жить человек начинает только после пятидесяти лет». Сегодня я это ощущаю, и об этом свидетельствую.