В Улале кулачный боец Анкудинов обрёл новую славу

В апреле 1928-го Улала встречала своего героя — победителя первенства Сибири по боксу Алексея Анкудинова. В газетах позднее так и писали: «С большим преимуществом выступил в полутяжелом весе горноалтаец Анкудинов». Писали также, что Анкудинов — достаточно большая величина в боксе, участник московских и даже международных встреч, и что на ринге Всесибирского турнира ему не было равных.

Гладиатору из Улалы к тому времени стукнуло 36 лет, и, что интересно, на первенстве СССР 1926 года Анкудинов числился москвичом, а в 1928-м он уже «играл» за Ойротию. Вполне возможно, что уход старовера-«кулачника» от громкой спортивной славы и столичной суматохи в алтайский затвор оказался лишним подтверждением того, что «сибирское средоточие» продолжало сохранять и тогда, в первые годы советской власти, свою центростремительную силу, полученную ещё при царях. И можно лишь догадываться, какое влияние могли иметь на такое решение Алексея Федоровича его единоверцы с Уймона, не говоря о том примере, который подавал его земляк, писатель Вячеслав Шишков – исследователь Чуйского тракта – всё это расплывается до поры до времени большим «белым пятном» на яркой биографии бойца.  

Известно, что Алексей Анкудинов (1892 г.р.) происходил из старообрядческой купеческой семьи города Бежецка Тверской губернии, где его отца избирали в городскую Думу. И там же, в купеческом в Бежецке в семье мелкого лавочника Якова Дмитриевича Шишкова в 1873 году появился на свет сын Вячеслав — будущий организатор изыскательских работ на Чуйском тракте. В родном городе Анкудинов слыл в молодые годы неукротимым бойцом «на стенках», вспоминал именитый боксёр Константин Градополов, который четыре раза бился с ним на ринге и всю жизнь помнил удары бежецкого «поединщика».

С началом Первой империалистической Анкудинова призвали на фронт. По данным «Памяти героев Великой войны», боец 67-го пехотного полка Алексей Анкудинов оказался в германском плену в октябре 1915-го, и, как утверждает историк отечественных единоборств Михаил Лукашев, в плену Анкудинов бросил перчатку самонадеянным англичанам, тоже пленным; бои были жестокие, на грани смертоубийства, но крепкого бородача не смог одолеть даже профи из Лондона.

После октябрьского переворота 1917-го рушилось всё, на чем держалась старая Россия, и с её исходом отмирали зрелищные кулачные бои. Исконно русской забаве шел на смену новый вид спорта — бокс. Анкудинова часто называли «живым мостиком» между двумя единоборствами, и, пожалуй, так оно и есть. Английские уроки Анкудинов усвоил назубок. Во всяком случае, на заре НЭПа, когда стал возрождаться интерес к зрелищным видам спорта, и уже в 1920 году в Москве собрали на Предолимпиаду лучших спортсменов страны, среди боксёров впервые появился он, Алексей Анкудинов.

Бои проходили на арене 2-го Московского цирка на Триумфальной площади (в нынешнем здании Театра сатиры). В полутяжёлом весе ставили на москвичей из школы Павла Никифорова, чемпиона дореволюционной России по боксу. И когда бородач из Бежецка вышел на ринг с медным нательным крестиком, в самодельных тапочках, публика развеселилась. Алексей Лебедев, высокий и длиннорукий, поначалу не видел особого сопротивления, методично наносил сопернику удары в голову, тот заметно пошатывался, но, к удивлению зрителей, крепко держался на ногах. До последнего раунда Лебедев имел неоспоримое преимущество и выжидал тот миг, когда отправит соперника в нокаут. Но сам он тоже притомился, и опытный «кулачник», уловив момент, резко выполнил хук в челюсть справа и довершающими ударами в голову уложил красавца Лебедева на ринг.

Зрительный зал взревел от восторга. Это было началом звёздной карьеры Анкудинова, из родного Бежецка боец-красноармеец переехал в Москву и шесть лет подряд оставался одним из сильнейших боксеров страны, став первым официальным чемпионом СССР в полутяжелом весе. Правда, его техника боя оставалась своеобразной, на ринге он мало двигался, предпочитая действовать спокойно, без суеты. Его передвижение по рингу было сродни движениям бухтарминских или уймонских плясунов, выходивших в круг как бы «на полусогнутых». В старинном русском плясе, который сохранили старообрядцы, исследователи находили отголоски древних боевых искусств, которыми владели наши предки. И, пожалуй, тверитянин Алексей Анкудинов был одним из последних хранителей старой традиции.

Он наносил удары в размеренном темпе, держа противника на средней дистанции. Но бил одинаково сильно как правой, так и левой рукой. «Отлично ориентировался в боевой ситуации, с точностью наносил излюбленные удары сбоку и снизу, умело пользовался подставками, нырками, уклонами», – говорится о его технике в такой серьёзной книге, как «Бокс. Энциклопедия А-Я». И там же упоминается его «феноменальная нечувствительность к ударам».

На чемпионате СССР по боксу в 1926 году, выступая за команду профсоюзов, Алексей Анкудинов безуспешно ждал в финале своего соперника. Как оказалось, тот просто не решился выйти на бой с Папашей, как звали в то время «единственного на ринге человека с бородой». И в том же году скульптор Георгий Мотовилов вылепил портрет с характерным названием «Кулачный боец Анкудинов». Но самое поразительное — с годами герой портрета стал походить на скульптора Мотовилова как на родного брата, и чем объяснить такое сходство, неведомо никому из искусствоведов (на фотографиях).

В текстах о первом советском чемпионе по боксу часто встречаются утверждения о том, что Алексей Анкудинов как человек, вопреки расхожей молве, вовсе не был малообразованным «самородком». По староверческому обычаю Анкудинов никогда не брил бороду — об этом знали все. Знали также о том, что знаменитый боксёр никогда не курил и не пил вина. А вот о том, что в молодости, став приверженцем Толстого, он всю оставшуюся жизнь не ел мяса, опровергая собственным примером, что «мясо даёт силу», - известно уже не всем.

В 1927 году Алексей Федорович, к удивлению всех близко знавших его людей, покинул Москву и очутился в алтайском селе Улала, где открыл первую секцию бокса. И уже через год на турнире в Новосибирске команда Ойротии, по свидетельству краеведа Е.Гаврилова, взяла верх по Сибири и Дальнему Востоку. С Улалы начинался для Анкудинова новый, триумфальный путь тренера, воспитавшего позже не один десяток великолепных боксеров по всей стране. Кстати, показательный штрих в его биографии: прежде чем поселиться в Улале, непоседливый Анкудинов исколесил в 20-е годы весь Советский Союз — от Молдавии до Сахалина. И выходит, что лучшего места Папаша нигде больше не нашел.

Что же искал он в те годы, и почему его выбор пал на Алтай? С 1927 года его именитый земляк Вячеслав Шишков жил в Детском Селе (бывшем Царском), и там в 1928-1930 годах писатель работал над повестью «Странники». С большой долей вероятности можно утверждать, что пример человека, памятник которому стоит теперь на Чуйском тракте, не был для Анкудинова побудительным, и причину его «паломничества на восток» надо искать в другом.

Судя по документам того времени, в Улале на 1 января 1927 года насчитывалось 1236 дворов с населением 4709 человек, из них 2250 мужчин и 2480 женщин. Сельчане разводили домашний скот, птицу, занимались пчеловодством, кустарным промыслом, извозом и плотницкими работами. Неказисто для именитого чемпиона, вкусившего прелести московской жизни, что и говорить. Правда, Улалу при создании Ойротской автономной области в составе Сибирского края определили ее столицей. А в 1928 году, когда озорная ватага Анкудинова возвращалась из Новосибирска с победой, столичному селу уже присвоили статус города — это случилось в феврале, за полтора месяца до триумфа улалинских боксёров.

В истории его переселения на Алтай было бы заманчиво искать «старообрядческий след», памятуя о прочных связях уймонской «стариковщины» с единоверцами Нижнего Новгорода, Архангельска, Твери, других городов старой России. Но время рукописных «путешественников», по которым прокладывались маршруты в таинственное Беловодье, увы, миновали, и в новом времени появлялись совсем другие маршруты. В 1927 году начинались масштабные работы на Чуйском тракте, столичная Улала с обретением статуса города из бывшего захолустного села превращалась в новый промышленный центр. Начиналось строительство кирпичного завода, открывались кооперативы, артели в легкой и пищевой промышленности.

Город развивался вместе со всей страной, испытывая «довольно интенсивный приток переселенцев». В 1928 году в столице Ойротии начиналось широкое движение культармии. В короткий срок число культармейцев в 5,6 раза превысило число учителей. В том же 1928 году в сельских клубах крутили документальную ленту «Ойротия», и это было для местных жителей незабываемым, фантастическим зрелищем. В таких героях, как Анкудинов, здесь нуждались, и его появление вовсе не было чем-то случайным.

До какого времени Анкудинов жил и работал в Улале, доподлинно пока неизвестно. Незадолго до Великой Отечественной он вернулся на короткое время в родной Бежецк. В июле 1941-го боксёр ушел добровольцем на фронт, а в декабре после тяжелой контузии был демобилизован, и как только немцы заняли Тверь (Калинин), вывез семью из Бежецка, снова обосновался на Алтае.

Известно, что в Барнауле Анкудинов жил до 1962 года, работая простым кочегаром на «Трансмаше». Он и в молодости не страдал излишней гордыней — был грузчиком, полагая, что работ с тяжелыми мешками ему вполне достаточно, чтобы «качаться» и сохранять хорошую форму. Тренировки в спортзале по молодости лет он считал «баловством», но в зрелые годы его отношение к спорту переменилось.

На фотографии, сделанной в 1941 году, Алексею Папаше Анкудинову чуть меньше 50 лет.

Сохранились свидетельства 1957 года, когда А.Ф. Анкудинов находился на заслуженном отдыхе. В свои 65 лет ветеран трижды в неделю — по понедельникам, средам и субботам — бывал на тренировках барнаульских боксеров в спортобществе «Пищевик». Выступая консультантом, Алексей Федорович помогал молодому тренеру Алексею Чехову выбирать лучших из 50-ти юношей, приходивших на секцию, и воспитывать из них волевых, крепких бойцов. Его труды были не напрасны: команда общества «Пищевик» лидировала на краевых, зональных, республиканских и всесоюзных состязаниях. Титул чемпиона края по боксу в 1956 году достался команде Чехова и Анкудинова.

Двумя годами ранее любимая племянница Зина, окончив Новосибирский мединститут, вышла замуж и переехала на Украину. Годы брали своё, и в скором времени Анкудинов оказался в Черновцах, где жил с сестрой, тоже дипломированным врачом. Но где бы он ни был, бокс оставался его судьбой и образом жизни. Однажды коллеги экс-чемпиона пригласили его судить матчи Спартакиады РСФСР по боксу в Москве, и он несмотря на возраст с радостью отозвался на такое приглашение.

До глубокой старости бывший боец-«кулачник» оставался аскетом и ярым поборником здорового образа жизни. В 70-х, когда Папаше перевалило за 80, он по привычке уходил спозаранку в длинные пешие прогулки — из Черновцов в Лужаны, каждый день до 30 вёрст. Сохранилась фотография того времени, на которой седобородый Анкудинов в зимней шапке сосредоточенно смотрит куда-то, и это вызывало крайнее удивление одной из его племянниц: «Что рассматривает дядя Леша, я не знаю, но фото уникально — никогда в жизни я не видела его в шапке, он всегда, сколько я себя помню, даже в самую лютую зиму ходил с непокрытой головой, в рукавицах, но без шапки». В Москве она однажды услышала, как её дядька пришел к другу после бани в 20-градусный мороз попить чайку. Старик пришел в тапках на босу ногу, в распахнутом тулупе, без шапки.

Его внук Евгений, тоже москвич, вспоминал о словах своей тещи Веры Ефимовны Котельниковой, которая впервые встретилась с его дедом и была крайне изумлена: «Женя, к вам приходил Лев Толстой в тапочках». И в этих случайно сказанных словах — итог жизни одного из самых верных последователей яснополянского старца, который мог бы жить и после ста лет, если бы не дала о себе знать в 1983-м травма, полученная в молодости в одном из кулачных боёв на берегу Мологи.

Фото: russian7.ru & boks-sssr.mir-amt.ru