Доклад Павла Алексеева на Алтайском форуме в США

В Горно-Алтайском университете продолжается работа над масштабным проектом по изучению образов Горного Алтая в российской и мировой словесности имперского периода. С докладами на эту тему профессор Павел Алексеев уже выступал в университетах Европы — Ecole normale superieure (Париж) и Universiteit Gent (Гент, Бельгия), а также в университетах Восточного Казахстана (Павлодар и Семипалатинск) и научных центрах России.

«Везде вижу одно и то же, - отмечает профессор Алексеев, - международный интерес к нашему проекту и Горному Алтаю очень высок». Новый его доклад подготовлен к одному из крупнейших русскоязычных научных форумов США — RUSTEC-2020, проходящему в эти дни в Миннесоте (с 5 по 9 октября) и Аризоне (с 12 по 16 октября; к сожалению, в этот раз - дистанционно).



На иллюстрации из подготовленного доклада — основатель Берлинского университета Александр фон Гумбольдт, который прибыл на Алтай с научными целями в начале августа 1829-го. А слева — перечень основных научных экспедиций с участием ученых из Германии, о которых в актовом зале ГАГУ в сентябре прошлого года рассказывала генеральный секретарь Постоянной международной алтаистической конференции (PIAC) Барбара Кельнер-Хайнкеле.

В университетах Барнаула и Горно-Алтайска в те дни проходил очередной форум алтаистов, и его участники узнавали много интересного. Но работа форума предполагала, кроме всего прочего, новые научные изыскания на ниве алтаистики, и новый доклад профессора Павла Алексеева как раз в этом ряду. «Горный Алтай в европейском воображении XIX – начала XX вв.» — такова его тема, и широкому кругу любителей истории будут наверняка интересны новые имена исследователей, а что касается уже известных, то в большинстве случаев нас ждут новые, малоизвестные страницы в их биографиях.



Если встать на Чуйском тракте спиной к Кош-Агачу, то справа будут видны вершины Сайлюгема, а слева — хребет Чихачева, названный в честь человека удивительной судьбы, в которой до сих пор много загадок, и перед каждым исследователем – полный простор для новых открытий. Почему его книга «Voyage scientifique dans l’Altai oriental et les parties adjacentes de la frontiere de Chine» (1845) была издана в царское время только на Западе, в Париже? Этот вопрос исследует проф. Алексеев, и его выводы во многом неожиданны.

  

Известно, что книгу Петра Чихачева иллюстрировали два художника — Егор Егорович Мейер и Иван Константинович Айвазовский (он же Ованес Айвазян). В докладе профессора Алексеева воспроизводится портрет путешественника, который в 1864-м написал в Париже Поль Жак Эме Бодри (из собрания французской живописи в Эрмитаже). А слева от него я решил поставить литографию Е.Е. Мейера «Поток Эланду» (ок. 1843). Художник путешествовал по Алтаю вместе с П.А. Чихачевым «для снятия видов с натуры», и часть его пейзажей попала в книгу, тогда как весь архив по-прежнему неизвестен.



«Река Катунь» — еще одна литография Е.Е. Мейера, воспроизведенная в парижском издании книги об алтайском путешествии. Художнику шел 19-й год, когда он отважился поехать далеко на восток.

Его литографии часто репортажны, и это придает книге Чихачева особую достоверность. Современные пейзажи заметно проигрывают зарисовкам художника, если вести речь о первозданной красоте природы.

Павел Алексеев рассказывает о работе путешественника в дипломатической миссии Стамбула — города далеко не простого на геополитической карте того времени. И, по примеру российских аристократов середины XIX века, Петр Чихачев работал над текстом будущей книги на берегу Женевского озера.



Тувинским краеведам удалось разыскать редчайший из рисунков Айвазовского, который не вошел в книгу: в Алашской долине среди урянхайцев мы видим Петра Чихачёва, ученика Александра фон Гумбольдта, одного из членов-учредителей Русского географического общества, открытого через три года после алтайского путешествия — в 1845-м. Получается, что на рисунке Чихачёву где-то на 20 лет меньше, чем на портрете Бодри. Есть ещё, правда, портрет работы Карла Брюллова (1835), но там Чихачёву всего лишь 27 лет, и до «похода на Алтай» целых семь лет…



Если согласиться с тем, что пути Чихачёва и Айвазовского впервые пересеклись в Италии в 1840-е годы, то как раз накануне алтайского путешествия появился этот его портрет, к которому как нельзя лучше подходят собственные слова Петра Александровича: «Неизвестное имело для меня прелесть неизъяснимую, а препятствия лишь раздражали мое любопытство». Морскую даль, парусник, отложенную в сторону шляпу, алую фригийскую шапочку мечтательного путешественника критики называли убедительными приметами романтического образа «первооткрывателя Алтая».

Так выглядел Алтай на карте современной П.А. Чихачёву Томской губернии. Географический атлас прилагался к парижскому изданию его книги.

Да, именно первооткрывателем Алтая видел себя путешественник, альпинист и крупнейший исследователь Европы, Центральной Азии, Северной и Южной Америки Пётр Чихачёв. Он воспринимал Алтай, по выражению профессора Павла Алексеева, как «промежуточное пространство» на пути к новым географическим открытиям. Это была книга, адресованная европейцам, и ее автор открывал читателям собственное «пространство свободы». В этом смысле Алтаю с самого начала повезло, и в европейском воображении центр континента в последующие десятилетия отчасти был именно таким.

  

К середине XIX века наметилось противостояние России и Англии в центрально-азиатском регионе. Между 1847 и 1853 годами английский путешественник Томас Анкинсон (фото справа) в подробностях исследовал границу Российской империи в пределах Алтая. Его интересовала в том числе вероятность повстанческих движений среди коренных сибирских народов, хотя по профессии он оставался художником и архитектором.

Чем объяснить такой интерес английского гуманитария? В докладе Павла Алексеева высказывается версия, что Аткинсон мог быть разведчиком. В канун Крымской войны на окраинах нашего государства происходило много интересного (например, боевые действия на Камчатке), и царским властям приходилось предпринимать ответные меры. В доме генерала Муравьева англичанин познакомился с его гувернанткой Люси и вскоре… женился на ней. А в оформлении паспорта ему помогал лично российский император, и это наводит на предположение, что молодожён мог стать двойным агентом. За семь лет совместных странствий сэр Аткинсон ни разу не обмолвился, что в Россию приехал уже женатым, и когда это обнаружилось, последовал разрыв.



Книга Томаса Аткинсона вышла в Лондоне в 1858 году, и, как считает проф. Алексеев, образ Алтая был под пером автора сознательно романтизирован — вполне возможно, с той целью, чтобы отвлечь внимание читателя от истинных целей долгих странствий. А в 1863 году европейцы открыли для себя книгу Люси Аткинсон — о том же путешествии, причем немаловажен тот факт, что её описания по преимуществу совпадали с тем, что ранее рассказывал бывший муж. Но, в отличие от Томаса, она больше рассказывала о женщинах, и на рисунке (слева от его фотографии) Люси изображена как раз в их компании.

В докладе Павла Алексеева много других подробностей, в частности, говорится о сибирских казаках, которые были в восприятии англичан такими же «дикарями». В двух книгах четы Аткинсон будущие исследователи найдут ценный материал о семейной жизни кочевников, о некоторых обычаях того времени и, конечно, оригинальные авторские оценки событий, известных нам по историческим трудам. Живые свидетельства удачно дополняют картину того времени.



Гарольд Свейн  (1860–1940) охотился в 1902 году в Южной Сибири — вернее, как бы охотился, потому что в это время разворачивались трагические события в Тибете. На иллюстрации слева — обложка его книги, изданной в Лондоне в 1904 году, когда на Алтай опять-таки «совершенно случайно» засобирался русский путешественник П.А. Козлов, годом позже он встречался в Урге с тибетским Далай Ламой, вынужденным бежать из Лхасы после ее захвата англичанами.

А справа — обложка книги одного из потомков знаменитого заводчика Акинфия Демидова. Профессиональный охотник, получивший в Италии титул Сан Донато, автор путевых заметок Елим Демидов (1868–1943) рассказывал на рубеже веков о роскошной алтайской охоте, когда архары встречались в горах почти повсеместно. Подобно европейцам бывший наш соотечественник тоже склонен был порассуждать о «дикости» сибирских аборигенов, но как назвать разбойную охоту, в которой сам он участвовал?



На иллюстрации слева, взятой из книги Демидова — алтайский аргали. А справа вверху — часть из добытых во время сафари рогов горного барана, всего охотники добыли 750 килограммов. Для этого им пришлось завалить 50 архаров. Рядом с ним увековечены весьма уважаемые в Англии, знатные охотники, для которых городок Бийск показался «большой грязной деревней», а Белокуриха запомнилась VIP-туристам только тем, что ее обитатели не могут выйти на улицу из своих домов, потому что всюду непролазная грязь. Подтекст очевиден: в России всё плохо, а вот в Европе...
  

Елим Демидов, князь Сан Донато рассказал в своей книге о том, как алтайский зайсан Семён мастерски орудовал плёткой, наказывая подневольного человека за нерасторопность. Он гнался за ним, с нескрываемым удовольствием хлестал бедолагу, утверждая свое превосходство, и успокоился только после того, как его рука устала хлестать.

Из разговоров в алтайских аилах Демидов выяснил, что численность коренного населения на рубеже XIX-XX вв. постоянно сокращалась, при этом местных калмыков и монголов, среди которых оказался чуть позже, Демидов считал одним народом. Во всяком случае, видимых отличий он не обнаружил.



В одном из прошлогодних интервью Павел Алексеев говорил о том, что Россия оказалась слишком огромной для того, чтобы быть Западом. Он уже более 20-ти лет изучает «восточный вопрос», и далеко не случайно в книге Гарольда Свейна профессор выделяет «восточное пространство». Английский путешественник обозначает его начало не где-нибудь, а в Бийске; но чуть позже сам себя поправляет: это пространство начинается даже с Москвы. Но так ли это?

На иллюстрациях в книге Свейна русские крестьяне далеки от образа «колонизаторов», весьма расхожего в те годы в западной литературе. Скорее, это люди, вынужденные бесконечно бежать от произвола властей хоть на край света:

Переходя к выводам, которые вытекают из приведенных материалов, профессор Алексеев уточняет, что с середины XIX века растущий интерес к Центральной Азии и Китаю вызвал к жизни на просторах Российской империи так называемый «внутренний восток». Но, разумеется, его появление не могло быть только внутренним делом России. Поэтому труды путешественников адресовались на первых порах европейцам.

Россия в «золотом» для нее XIX веке заметно укреплялась на мировой арене, и нет ничего удивительного в том, что книги о Сибири и Алтае издавались в Лондоне. Но образ Алтая, излишне романтизированный и далекий от реальности, мешал объективному восприятию этого «пространства свободы». И сколько бы ни говорили мы сейчас о каком-то «особом» положении Алтая в современном мире, оно на самом деле было таким всегда.

Что же мешало европейцам выработать честный и беспристрастный взгляд на «сибирскую Швейцарию»? Если считать только себя цивилизованными и смотреть на кочевую цивилизацию как на «музей дикости под открытым небом», предупреждает Павел Алексеев, то эти стереотипы, рожденные в середине XIX века, благополучно доживут и до середины XXI века. Но наука не терпит подобных стереотипов, и это значит, что впереди время новых открытий.

На 1-й иллюстрации — алтайский пейзаж из книги Люси Аткинсон (1863). А на последней — «Горное озеро», написанное Егором Мейером в начале января 1844 года, где-то через год после возвращения из алтайской экспедиции. Искусствоведам решать: какое озеро изображено на полотне молодого художника?