Геннадий Бурбулис остаётся крёстным отцом Республики Алтай

В декабре 2008-го в республиканском парламенте проходило обсуждение ежегодного Доклада Совета Федерации РФ, который представили А.Торшин, В.Лопатников и Г.Бурбулис. Завершая своё выступление перед депутатами республики, Г.Бурбулис сказал: «Мы видим, что Республика Алтай состоялась и сохраняет уникальное значение для всей нашей страны». После таких слов естественным образом возникло желание поговорить с человеком, который стоял вместе с Б.Ельциным у истоков создания нашей республики и до сих пор уверен в своей правоте.

— Геннадий Эдуардович, в своё время Вы предлагали регионам брать столько суверенитета, сколько им было по силам, а теперь речь идёт об укрупнении российских регионов. Скажите, в новых условиях Вы «за» или «против» политики укрупнения?

— На рубеже 80-90-х годов советская империя распадалась, и удержать её мы могли только силой оружия. Но такой сценарий грозил обернуться гражданской войной, и, конечно же, мы не могли допустить такого развития событий. Время подтвердило нашу правоту. Пусть ответят коммунисты: хотя бы одна из бывших советских республик желает восстановления СССР? Нет. И даже такая республика, как Беларусь, не желает терять свой суверенитет.

Мы были правы, и сейчас моя совесть чиста, когда речь заходит о Беловежском соглашении. Страна распадалась, и удержать Россию мы могли только силой доверия к регионам. Давайте говорить честно: мы получили тяжёлое наследство от советской партийной системы, которое выражалось в искусственно созданных административно-территориальных образованиях. И в новых условиях, когда страна освободилась от партийного диктата, возникал риск неуправляемости. Вот почему мы выдвинули девиз: «Берите столько суверенитета, сколько хотите».

— Но разве не было другого риска, связанного с тем, что могли возникнуть сепаратистские настроения, и ваше правительство могло просто потерять страну?

— Да, в глазах оппозиции наш лозунг выглядел волюнтаристским, для них это была безответственная формула, которую они никак не могли понять. Но разве можно было ожидать иного от людей с имперским мышлением? На самом же деле наш девиз был девизом отчаяния, мы обращались ко всем губернаторам: «Помогайте новой России вы-жи-вать!» Мы предлагали: берите на себя ответственность за всё, что происходит у вас в регионах.

В то время суверенитет ни в чём не выражался, кроме тяжёлого бремени ответственности за то, чем кормить людей, как отапливать жилища, как сохранять остатки производства. И я до сих пор уверен, что этот девиз был очень правильным и своевременным. А что мы видим сейчас? Всё то же, что и тогда, на рубеже 80-90-х годов: система административно-территориального деления, унаследованная от Советского Союза, неэффективна и неоптимальна. Она создавалась волюнтаристски, по представлениям товарища Сталина, на совершенно разных основаниях применительно к регионам, и где-то был откровенный произвол, а где-то сознательное ограничение перспектив развития…

— Вы согласны, что Горный Алтай оказался в те годы в роли сырьевого придатка для экономики соседнего Алтайского края?

— Мы к этому вернёмся чуть позже, а пока я продолжу тему наследия, которое нам досталось. Мы видели на примере российских регионов, что в ряде случаев попросту блокировались аграрные ресурсы в ущерб индустриализации, и появлялись территории с переизбытком промышленных предприятий. Почему? А просто потому, что партии так было надо, и её не волновали в данном случае реальные интересы регионов. Если вспомнить к тому же, что экономика строилась у нас на военный лад, и партийных работников всюду стращали «государственными секретами», присваивали им офицерские звания, то в этой обстановке вообще терялся всякий смысл в региональной политике.

Посмотрите, во что превратился Бийск — и всё будет понятно. У нас до перестройки была плановая экономика в условиях глубочайшего системного произвола, полного волюнтаризма в принятии тех или иных решений на уровне государства. В общем, мы с самого начала понимали, что нам придётся принимать какие-то решения об укрупнении регионов…

— Я не ослышался? Вы действительно сказали об укрупнении регионов?

— Да, именно об этом. Но мы видели уже тогда, что укрупнение должно строиться на принципах оптимальности ресурсной базы, с учётом состояния всей инфраструктуры и, разумеется, с учётом трудовых ресурсов и демографии.

Мы как-то не отдаём себе отчёта в том, что Россия — крупнейшая в мире страна по своей территории, и мы не всегда понимаем, насколько трудно с точки зрения теории управления, даже на самом сверхсовременном уровне, при всей нынешней компьютеризации, управлять такой страной. Укрупнение необходимо. Но это долгая процедура, которая временно сдерживалась, в том числе по социально-психологическим и даже, может быть, по национально-политическим мотивам.

Мы не могли к этому приступать, не имея уверенности, будем ли поняты и поддержаны на региональном уровне. Сейчас же стратегия в целом наработана, и она правильна по своей сути. Во-первых, нет никаких указаний на этот счёт: в такой-то срок то-то сделать. Все понимают: нужно соблюдать необходимые процедуры, такие, как референдум. Во-вторых, есть понимание, что в регионах сохраняются какие-то традиции, привычки, свои особенности, от которых трудно отказаться в случае укрупнения.

— Но ведь Вы согласны, что опыт укрупнения в других регионах никаких особых результатов не дал…

— На всё требуется время, и понятно, что даже такая работа далеко не оптимальна, и нет каких-то универсальных рецептов, потому что у нас есть регионы безнадёжно дотационные, для которых сохранение статуса субъекта Федерации – чистый нонсенс с точки зрения соседей. Они не понимают, как это: всё делается за счёт федерального центра, а полномочия – равные со всеми остальными, в т.ч. с регионами-донорами.

Здесь нет, с их точки зрения, не то что правовой — нет даже сугубо жизненной логики, поэтому процесс укрупнения будет развиваться и дальше, причём на этот счёт есть соответствующие замеры… Кстати, могу вам признаться, что создание федеральных округов предполагало в том числе форму включённого исследования: какие могут быть выделены по территориям округов комплексы регионально-экономические и, что немаловажно, социальные. Именно такой мониторинг позволяет уверенно принимать соответствующие решения по новому территориальному устройству страны.

Сейчас мы ограничены в своих действиях Конституцией РФ, она нас сдерживает, и это хорошо, потому что всё должно происходить по Закону…



— Кроме действующей Конституции есть ещё и Федеративный Договор, подписанный с Вашим участием 31 марта 1992 года республиками, входящими в состав России…

— Да, есть такой Договор, я высоко ценю участие в его подготовке тогдашних руководителей республики В.Чаптынова и В.Петрова. Что я могу сказать? Рассуждая сегодня об укрупнении российских регионов, мы должны прежде всего иметь в виду проблему предметности и реальности российского федерализма как фундаментального, основополагающего конституционного принципа государственного устройства...

— Прошу извинить за прямой вопрос: федерализм в новых условиях будет сохраняться?

— Я вижу сейчас тенденцию не только к централизации, но в значительной мере к унитаризации государства, что, на мой взгляд, неплодотворно. А с другой стороны это сдерживает воспитание на региональном уровне нового поколения руководителей, способных работать в новых условиях, которые мы совершенно правильно называем инновационными условиями. То есть от них требуется работать уже не по принципу «с миру по нитке» или там «уговорил центр, выдавил деньги», а в рамках реальных полномочий твоего новаторства и творчества ты начинаешь работать самостоятельно, причём настолько самостоятельно, чтобы оптимально обеспечивать жизнедеятельность региона и в то же время настолько дисциплинированно, чтобы сохранять целостность государства и всё то, из чего складывается наше международное влияние и значение. В том числе авторитет в сопредельных приграничных регионах соседних государств, когда мы говорим о таких регионах, как Республика Алтай.

Можно ли применять по отношению к вашему субъекту стандартный, унифицированный подход? Ни в коем случае! Меня могут спросить: почему? Отвечаю: это, во-первых, действительно уникальное пространство не только в нашей российской действительности, но и в нашей истории. Я подчёркиваю: не просто «территория», а именно пространство — в философском значении этого слова. Более того, можно даже говорить о том, что мировое признание исключительности этого пространства, его природной, культурной, экологической и, если хотите, космологической сути исключает здесь единый для всех закон о местном самоуправлении.

— То есть как, Геннадий Эдуардович? Вы же много говорите о главенстве «права» над «правдой» в спорах с нашими традиционалистами…

— Не вижу в данном случае никакого противоречия. У вас в республике действовало законодательство об эколого-экономической зоне. Но сейчас надо вести речь о законах особой, причём уже не экономической или экологической, а я бы сказал — особой историко-природной и социально-культурной зоны. Все остальные факторы — экономика, какие-то дотации и субвенции не столь важны при таком подходе, когда республика выйдет на уровень международных проектов, выгодных для всей России. Я уже третий раз в Горном Алтае, и могу сказать, что на самом деле таких регионов не так много у нас на Земле. И это значит, что ваш регион должен жить совсем по другим законам.

— Но ведь у нас есть два региона в районе Байкала, есть Камчатка, Приморский край, нетронутые уголки природы в Саха-Якутии, Красноярском крае…

— Да, я согласен: в Сибири и на Дальнем Востоке все регионы по-своему уникальны. Но если говорить о той же Камчатке, то она уникальна только в природном отношении, а здесь, на Алтае, мы видим даже не историко-археологические, а историко-культурные и, если шире, космологические аспекты всей цивилизации. И все эти удивительные, странные, таинственные, очаровывающие открытия и откровения предрасполагают к тому, что здесь должно проявляться поистине планетарное внимание к пространству Алтая.

Всего, что предначертано Алтаю, нельзя поднять нашими собственными силами, здесь требуется коллективный разум всего человечества. И, кстати, эта особенность Алтая… она ведь никем не оспаривается, она уже давно признаётся, и это значит, что национальное законодательство должно, во-первых, всё это закрепить…

— Вы имеете в виду законодательство на уровне республики?

— Нет, на общефедеральном уровне. Нам надо понять на уровне российского парламента, что Алтай — это общенациональное достояние всей России. Как, скажем, озеро Байкал или древнерусское зодчество, или археологические памятники Карелии, или тот же Аркаим на юге Урала. Вот почему мы обязаны, во-вторых, отстаивать эту исключительность в рамках всего мирового сообщества, и, простите, я не понимаю новейших игр, в которые нас в последнее время втягивают. Что я имею в виду? Есть, например, эдакий топ-лист «10 уникальных историко-культурных явлений», и люди называют массу вещей, действительно достойных — но почему там нет нашего Алтая?

Если взять все здешние богатства в совокупности, то мы можем уже сегодня сделать паспортизацию не только на уровне ЮНЕСКО, но и во всех самых авторитетных экспертных структурах. Но мы почему-то этого не делаем! И, размышляя об этом, я снова прихожу к выводу: только федерализм выступает сегодня единственным конституционным принципом, развивая который мы можем реально сохранить достойную историю страны, её культуру, её традиции. Это к вопросу о моих разногласиях с традиционалистами, которые хотели бы всё это похоронить в условиях авторитаризма.

Все нынешние попытки ограничить федерализм даже временно, все эти поползновения на то, чтобы явочно перераспределять бюджет, ущемлять регионы в полномочиях — контрпродуктивны. Я допускаю, что они более удобны, скажем, сиюминутно при решении текущих задач, но такие попытки не есть саморазвивающиеся внутри методологии системы управления. Я думаю, это всем понятно. Поэтому нельзя спешить, нельзя всех расчёсывать под одну гребёнку, но вместе с тем нельзя и откладывать на далёкую перспективу решение тех вопросов, которые очевидны как с точки зрения науки, всего мирового опыта, так и с точки зрения нашего прагматизма.

Мы же видим, что в последнее время не зря возникают то там, то тут проблемы рекреационных зон, которые обеспечивали бы привлекательность общемирового уровня, и со временем здесь могли бы быть инвестиции трансатлантического характера, в хорошем смысле этого слова.

— Но, бывая в горах Алтая, Вы же видите возможные последствия превращения нашей территории в некую «зону» для отдыха и развлечений, когда приезжающим гостям безразличны наши проблемы и беды…

— Я согласен: нельзя пренебрегать явочным увеличением неорганизованного туризма на территории Республики Алтай. Такой туризм, к великому сожалению, приветствовать очень трудно, и не гордиться надо, а бить тревогу по поводу бесконтрольного разрастания «дикого туризма». Да, хорошо, что «дикари» сюда едут, их скоро будет миллион каждое лето, и даже больше, но плохо то, что они едут к вам неорганизованно и свои удовольствия сопровождают целым рядом последствий, губительных и для экологии, и даже для развития региона.

С другой стороны, нельзя без конца унижать республику обывательским статусом «хронически дотационной территории», тут должна появиться какая-то другая формула, исходя из которой, люди увидели бы: Горный Алтай не привык жить с протянутой рукой, этот регион не чувствует себя всё время нуждающимся — а проблема на самом деле в том, что надо менять мировоззрение всего государства!



— Геннадий Эдуардович, может быть, именно в этом контексте нам следует поговорить о новом законопроекте, подготовленном в стенах республиканского парламента и имеющем значение для всей Федерации — будущем Законе «О горных территориях»?

— Возможно. В рамках предстоящих изменений наше мировоззрение должно из политико-экономического вырасти в стратегически социокультурное, оно должно обеспечить то, что я называю гуманитарно-правовой стратегией развития России. Такая стратегия как раз и включает в себя понимание среди всего прочего всех национальных богатств, пренебрегать которыми невозможно. Понятно, что я говорю в данном случае вовсе не о «сырье», обеспечивающем региону роль «придатка», а о богатствах нематериального порядка, которые гарантируют качественно новую роль.

Складываясь на региональном уровне, эти богатства образуют общенациональное достояние всей России, и в таком оформлении духовного наследия Горный Алтай вовсе не будет чувствовать себя бедным родственником. Словом, я исповедую принцип мировоззренчески-культурной системы управления Россией, где примитивные и очевидные в своей банальности, примелькавшиеся политические схемы неэффективны. Я сторонник такой системы, где даже малейшее пренебрежение к укладу, вернее, к многоукладности жизни и к сохранившимся особенностям регионов (которые можно только приветствовать) — недопустимо по определению.

— Тогда в чём корень Ваших расхождений с традиционалистами?

— В том, что мы накладываем, в отличие от них, на всё это многообразие нашей жизни самую современную, не побоюсь этого сказать, западную систему права. То есть такую систему, которая регулирует полное равенство возможностей, создаёт реальную, защищаемую Законом конкуренцию, и то, что называется равными правами. Впереди у нас проблема нового поколения и вовлечения в региональную политику именно таких управленцев. Появятся новые проблемы и на уровне Совета Федерации: мы будем учиться тому, чтобы всячески пропагандировать бесценный опыт таких регионов, как Республика Алтай, и показывать, что это — национальное достояние всей России.

Да, это своего рода исключительность, но она будет совсем другого свойства — не как раздражающая всех исключительность с претензией на некое превосходство или с претензией пробиваться вне очереди к бюджетному корыту, возле которого все привыкли толкаться, — вовсе нет. А вот говорить о необходимых исключениях из общего правила мы просто обязаны — нравится это кому-то или нет.

— Но каким образом это может помочь в отстаивании политической самостоятельности нашего региона? Как нам оставаться на равных среди других?

— Люди, живущие в таких регионах, как Республика Алтай, должны осознавать, что именно они выступают хранителями такого богатства, которого нет больше нигде. Да, так сложилось, такова историческая судьба Горного Алтая, и все соседи должны к этому относиться без ревности. У них есть другие богатства в виде железа, угля, нефти или, допустим, газа. А вот в Ярославской области, например, тоже есть чем гордиться, если иметь в виду богатейшую историю региона.

Совет Федерации — такой коллектив, в котором рано или поздно возобладает историко-культурная, социокультурная позиция, и она непременно будет учитываться в ходе принятия государственных решений. Мы просто обязаны всячески поддерживать и развивать то, что великий философ Константин Леонтьев называл «цветущей сложностью» применительно к России.

Республика Алтай состоялась — это очевидный для всех исторический факт. Но как бы ни были важны для вашего региона три инициативы, с которыми выходит сейчас Госсобрание – Эль Курултай на обе палаты российского парламента — будь то охрана Телецкого озера или законопроект по нематериальному духовному наследию, или будущий Закон о горных территориях — без изменения ментальности в отношениях между субъектами Федерации у нас так и будет конкурентная, но никак не партнёрская Федерация. Потому что в рамках одной и той же Конституции и в рамках, казалось бы, одних и тех же законов возможности для решения проблем у регионов — разные… Здесь сказываются и какие-то «связи», и известная всем изворотливость, я бы даже сказал, бюрократическая ловкость, и только изредка — настоящая экономическая грамотность.

— В этом плане, Геннадий Эдуардович, хотелось бы привести характерное высказывание одного из местных политиков, вынужденного оставаться вне коридоров власти. Он сказал в своё время, наблюдая за тем, как распределяются средства федерального бюджета: может, и нам устроить у себя «горячую точку» — тогда, глядишь, и денег больше станут давать…

— Да, есть и такой утилитарный подход, при котором появляется больше возможностей для того, чтобы больше выгрести из федерального кармана. Но, к счастью, у нас теперь работает Бюджетный Кодекс, и такого рода лазеек всё меньше. А беда наша в том, что на уровне власти сохраняется огромный разрыв между научной, историко-культурной (я ещё называю её социогуманитарной) системой мировоззрения и государственно-политической системой. И когда аргументы первой системы мы начинаем применять при обсуждении законопроектов, нас с вами воспринимают как чудаков… Но я это делаю постоянно!

Я пытаюсь доказать и в своё убеждение переплавить то, что законотворчество — это самый сложный вид коллективного творчества. Оно сложнее и социально полезнее, чем писательство, гениальное сочинительство стихов или музыкальных произведений, или создание живописных полотен, потому что здесь создаётся продукт, который затрагивает интересы миллионов наших сограждан. И я никогда не устану повторять, что Закон — это высшая форма государственного решения.

— Но ведь Вы согласны с тем, что законотворчества без политики не бывает. А согласны ли Вы с тем, что политика — грязное дело?

— В настоящей политике — я в этом абсолютно убеждён — нет места той власти, которая считает сама себя руководящей, наказывающей и дисциплинирующей. Это — вчерашний день. В современной политике ценится одухотворяющая все общественные отношения власть, развивающаяся сама и развивающая личность как самостоятельную и активную, независимую от государственной поддержки. Вопрос нашего времени: где грань, за которую не могут переступать «государственники»? Ведь по большому счёту все заклинания про гражданское общество и средний класс связаны именно с таким пониманием человека — самодостаточного и соблюдающего законы, которые ограничивают его личную свободу только для того, чтобы свобода другого стала столь же значимой и востребованной.

— Геннадий Эдуардович, а как нам относиться к тому, что в условиях нынешнего кризиса всё чаще слышатся разговоры о том, что западные ценности начинают терять всякий смысл?

— Да мало ли что говорят… Вот говорят, к примеру, что финансово-экономический кризис, разразившийся на Западе, задел успешную и стабильную Россию. Я отвечаю: нет, это кризис духовный, это кризис нравственно-культурный, это кризис взаимопонимания и доверия между людьми, между народами, между странами, и только зная об этом, мы можем активно включиться в его преодоление.

Нам не нужна очередная гонка вооружений, не нужны конфликты ресурсного дозирования (я в данном случае про нефть, газ — а больше теперь и нечего дозировать). Нам нужно другое: всячески выявлять и культивировать, настойчиво предлагать мировому сообществу вот эту нашу уникальность, способность к духовному, культурному, мировоззренческому пониманию действительности там, где намечается диалог между разными цивилизациями. И здесь опыт таких регионов, как Республика Алтай, может оказаться по-настоящему бесценным.

Нам надо понять: кризис не в деньгах, не в олигархах, даже не в тех тупиках, которые сегодня приобрело мировое разделение труда, и над всем этим кружат тучи каких-то непонятных ценных бумаг, когда людям неважно даже то, как выглядят эти облигации — нет, кризис не в этом. Просто пришло время, когда у людей стала уходить реальная почва из-под ног, и теряются основы самой жизни — вот в чём истинная причина кризиса.
И крайне важно, что у нас на Земле остаются такие островки спокойствия, как Республика Алтай.

На снимках: Геннадий Бурбулис во время своего выступления в парламенте Республики Алтай.